Таким образом, политики и общественность цивилизованных стран связывают "новую революцию" в СССР прежде всего не с каким-то новым политическим курсом, а с появлением в Кремле совершенно неожиданного, с их точки зрения, политического деятеля. От СССР можно было ожидать всего, но только не этого. Вот смысл позиции многих на Западе. И это понятно. Они судят по результатам. А результаты впечатляющи. Ведь за шесть лет не только улучшился международный климат, но и отодвинута угроза ядерной катастрофы, произошли заметные сдвиги геополитического характера. В этом контексте людей на Западе меньше всего интересовали истинные побудительные мотивы тех или иных действий М. С. Горбачева. То есть интересовали, но постольку-по-скольку интриговала, казалась загадочной личность нового руководителя СССР.
В СССР отсчет "нового времени" ведут с апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС, который и дал старт курсу на перестройку. Так уверяли Генеральный секретарь и другие советские руководители, твердила официальная пропаганда. Так это вошло и в массовое сознание. Но так ли это на самом деле? Пленум собирался для решения вполне рутинных вопросов: о созыве очередного XXVII съезда партии и сроках его проведения, о повестке дня съезда и норме представительства, о задачах по его подготовке. И, естественно, успешно их разрешил.
Но произошло нечто. По официальной версии в докладе нового Генерального секретаря на Пленуме Центральному комитету, партии и стране была предложена программа радикальных реформ, осуществление которых должно было преобразовать советское общество, перестроить социалистический дом ко благу всех его жильцов. Что же было и чего не было в этом историческом докладе? И Что могло быть?
Было. Докладчик подтвердил преемственность стратегического курса, разработанного XXVI съездом КПСС и "нашу генеральную линию на совершенствование общества развитого социализма". В духе самых устойчивых традиций правящей партии, он подчеркнул, что страна, "опираясь на преимущества нового строя, ...в короткий исторический срок совершила восхождение к вершинам экономического и социального прогресса, а также, что "впервые в истории человек труда стал хозяином страны, творцом своей судьбы". Что это? Ритуальные поклоны или искренняя убежденность? И если достигли "вершин", то зачем тогда необходима "революционная перестройка"? Разумнее было бы осваивать эти вершины, вкушать от плодов прогресса и двигаться дальше к новым высотам.
На самом деле положение было принципиально иным. Стагнация, спад производства. По данным экспертной группы Госкомитета СССР по статистике, валовой внутренний продукт страны в расчете на душу населения составлял в 80-е годы около 37 % от уровня США. Это позволяло бы СССР претендовать в лучшем случае на статус развивающейся страны. Не в апреле 1985 г., а несколько позже советские люди узнали, что в 80-е годы прирост производительности труда уменьшился почти в два раза и приблизился вплотную к нулевой отметке. Что на единицу национального дохода в СССР расходовалось по сравнению с развитыми странами электроэнер
гии, топлива, металла, цемента в полтора-два раза больше. Катастрофически отставали от уровня развитых стран системы народного образования и здравоохранения. В сущности была взята только одна "вершина" -- военно-стратегический паритет с США.
Тревожные нотки, будем справедливы, звучали в докладе М. С. Горбачева. В общем виде говорилось об усилении неблагоприятных тенденций, о возникших трудностях. Правда, по мнению докладчика, начиная с 1983 г. (т. е. в связи с усилиями Ю. В. Андропова), что-то удалось подтянуть и улучшить. Но для быстрого продвижения вперед еще надо основательно потрудиться. В чем же причины этих проблем и трудностей? Их немало. Но, подчеркивалось в докладе, "...что особенно важно, не проявлялось настойчивости в разработке и осуществлении крупных мер в экономической сфере". На эту фразу стоит обратить самое пристальное внимание. Из нее со всей очевидностью следует, что из сложившейся к 1985 г. социально-экономической ситуации М. С. Горбачев и его окружение делают вывод: основная причина возникших проблем в слабой дееспособности и нерешительности прежнего политического руководства СССР, в его нежелании идти на риск масштабных экономических реформ.