Сборник 'Наше отечество' - Опыт политической истории (Часть 2)

пролетарской диктатуры политические интересы и способности подавляюще господствуют над организационными. Забота об обеспечении политически надежными и послушными людьми, чисто "деловыми фигурами" руководящих мест, господствовала у тов. Ленина еще в эмигрантскую эпоху и особенно проступила за последние годы. На этой почве создается подбор людей, связанных эмигрантскими кружковыми связями (причем здесь политическая надежность в массе случаев противоречит революционно-пролетарской воздержанности и порядочности), а также безыдейных работников, легко подчиняющихся, вследствие внутренней разложенности", -- писали они в 1920 году.

Партия большевиков стала живой тканью нового государственного организма, пропуская через себя в госаппарат массы новой управленческой касты, вербуемой из ранее низших сословий. К началу 1920 года в партии состояло около 600 000 коммунистов. Из них по неполным официальным данным насчитывалось приблизительно 180 000 рабочих. Однако реальность этих цифр, особенно в отношении социальной и профессиональной принадлежности членов партии, вызывает сомнение. Социальная структура послереволюционной России была крайне размытой, находилась в процессе становления. Рабочие возвращались к крестьянскому труду, переходили в управленцы, армию. Есть все основания полагать, что численность действительных рабочих и крестьян в партии была гораздо меньшей, чем то фигурирует в официальной статистике.

Например, по справке о членах Воронежской городской организации РКП (б) за 1920 год в рубрике "социальный состав" значится: рабочих -- 809, крестьян -- 132, умств. труда -- 425 чел., всего -- 1366. Но из другой рубрики выясняется, что из них в настоящее время: военных -- 611, губчека -63, губмилиция -- 65, продорганы -- 45, совучреждения -- 291, на предприятиях и заводах-- 58, (!), ж.-д. чека -- 40, ж.-д. милиция -- 12, мастерские и прочие ж.-д. организации -- 175. Получается, что из действительных рабочих членами партии были всего 58 чел. плюс ж.-д. мастерские (из 175 надо вычесть "прочие" организации), т. е. очевидно, что всего около 100 человек, т. е. менее 10 % от общей численности.

Остальные являлись уже полноправными членами иерархии госаппарата, хотя возможно совсем недавно они еще помнили себя рабочими, крестьянами и "умств.

труда". Наверное приблизительные результаты мы установили бы по всей республике. Итак, логика государственного централизма потребовала от партии большевиков стать новой кастой, взамен упраздненного революцией старого сословного деления. Причем психология новой касты значительно отличалась от сословных традиций высших слоев старой России. Например, ЦК большевиков не считал предосудительным особым распоряжением обязать всех коммунистов в армии, а позже и на транспорте быть осведомителями особых отделов и ЧК.

Большевики пришли к власти в 1917 году, превратив государство в орудие достижения своих политических целей, но и государство в свою очередь овладело ими, сделав большевиков плотью и кровью своей системы. Воплотившись в госаппарат, большевики были вынуждены выражать и отстаивать помимо прочих еще и особенные государственные интересы, которые, все более развиваясь, отчуждали их от первоначальной задачи защиты интересов пролетариата и крестьянства. Это последнее произошло тем более легко и незаметно, поскольку большевики не имели в своем идеологическом арсенале необходимой защиты от встречной экспансии агрессивной государственной структуры.

Теоретики большевиков и в первую очередь, Ленин, ставя во главу угла классовую борьбу, абсолютизировали значение государства как орудия власти наиболее могущественного класса, интересы государственной системы и господствующих классов отождествлялись. Отсюда подразумевалось, что после захвата власти рабочей партией государство автоматически превратится в воплощение интересов всех трудящихся слоев общества, прежде всего рабочего класса. В качестве яркого образчика подобных иллюзий к месту привести слова В. П. Милютина на 3-м съезде рабочей кооперации, где он в ответ на предупреждение Мартова о том, что главная опасность в бюрократизме, заявил: "Если мы строим социалистический строй, то противопоставления между государством и обществом не должно быть".

Ленин в своем капитальном сочинении "Государство и революция", приводя цитату Энгельса о государстве: "И эта сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним, все более и более отчуждающая себя от него, есть государство", в которой отчетливо проступает мысль об особенной природе и интересах государства,

совершенно не замечает ее и продолжает настаивать на исключительно классовом характере государства.

Уже опыт первых послеоктябрьских лет показал, что ожидаемой гармонии интересов государства и трудящихся классов не происходит. Наоборот, в новом, неотлаженном механизме со всей остротой проступили черты старой бюрократической сути. Военно-коммунистическая политика укрепления государственного централизма очень быстро проявила свои противоречия не только с интересами крестьянства, но и рабочего класса.