Сборник новелл 'На полпути в ад'

Они крепко-крепко обнялись, и поцелуи их стали очень солеными от слез. Есть мнение, что это придает им особую прелесть, как подсоленному арахису, который оттого делается еще слаще. Но Эрвин с Алисой слишком горевали, чтобы оценить такие тонкости: каждый из них думал только о том, каково ему будет, если другой внезапно умрет. Поэтому они всю ночь глаз не сомкнули, и Эрвин лишен был удовольствия грезить о своей Алисе, зажигать свет и видеть ее наяву. А ей не выпало радости сонно мигать в розовом сиянье ночника и смотреть, как он склоняется над нею, восторженно выпучив глаза. Они возместили свою утрату страстными и пылкими объятиями. Потому-то, когда холодный, серый и трезвый рассвет заглянул в их окошко, огорченные супруги и сами были такие спокойные, бледные и трезвые, какими ни разу не бывали со дня первой встречи.

- Алиса, - сказал Эрвин, - мы должны проявить мужество. Надо подготовиться к любым ударам судьбы и сделать все возможное, чтобы найти утешение в невзгодах.

- У меня останется одно утешение - слезы, - сказала она.

- Да и у меня тоже, - подтвердил он. - Но где тебе лучше будет плакать - в нетопленой мансарде, прерываясь, чтобы подмести пол и приготовить еду, или в роскошном особняке, с норковой шубкой на плечах и с кучей прислуги, которая подаст и приберет?

- Лучше пусть уж мне подают, - сказала она. - Я тогда смогу спокойно плакать взахлеб. А в норковой шубке я не простужусь и не буду чихать во время рыданий.

- А я лучше буду плакать на яхте, - сказал он, - где мои слезы покажутся солеными морскими брызгами и никто не подумает, что у меня глаза на мокром месте. Давай застрахуем свою жизнь, дорогая, чтобы на худой конец плакать без помех. Давай пожертвуем на это девять десятых наших денег.

- На жизнь у нас останется совсем немножко, - сказала она. - Но тем лучше, любимый мой, зато можно будет утешиться по-настоящему.

- То же самое и я подумал, - сказал он. - У нас с тобой всегда одинаковые мысли. Я сегодня же принесу наши страховые полисы.

- И еще давай, - воскликнула она, - давай застрахуем нашу дорогую птичку! - и указала на пернатую пленницу, которую они никогда не укрывали наночь, чтобы ее страстные трели сливались с их нежными восторгами.

- Ты права, - сказал он. - Положим на нее десять долларов. Щебет ее будет утешать меня жемчужным переливом, если я овдовею.

В этот день Эрвин пошел и застраховался на девять десятых своего заработка.

- Мы бедны, - сказал он, возвратившись домой, - но навеки неразлучны. Если судьба отнимет у нас блаженство, то нам, по крайней мере, достанется много тысяч долларов.

- Да ну их совсем, - сказала она. - Гадкие доллары!

- Вот именно, - сказал он. - Давай-ка обедать. Я сегодня сэкономил на ленче и голоден как никогда.

- Сейчас накормлю, - сказала она. - Я сэкономила на рынке и купила новый концентрат, дешевый-дешевый, и в нем витамины на все буквы, хватит, чтобы неделю поддерживать на высшем уровне жизненные силы целой семьи. Так на пакете написано.

- Превосходно! - сказал он. - Уж наши организмы не подведут: твой обменчик милых, сладких и нежных веществ и мой обменище грубых, жестких и низменных веществ на пару составят из этих витаминных букв все на свете ласкательные-целовательные-прикасательные словечки.

Перспектива была заманчивая, но дни шли за днями, и выяснилось, что если бы их обоюдный обмен веществ и правда стал составлять любовный словарь, то очень бы тощая получилась книжонка. Должно быть, изготовителя концентрата ввел в заблуждение какой-нибудь ученый-иностранец и на пакете не все было правильно написано. Эрвин так ослабел, что уже не мог подпрыгивать на полметра при мысли о своей дорогой, нежной, упоительно кругленькой женушке. Правда, Алиса так отощала, что не с чего стало и подпрыгивать.

Сморщенные чулки обвисали на ее костлявых ногах.

"Что-то она, - думал Эрвин, - теперь не кидается мне на шею с таким восторгом, как бывало. Да оно, может, и слава Богу. Зато я - с каким бы восторгом я кинулся на бифштекс из вырезки!" И эта новая неотвязная мысль, и кашица из опилок, и бесчисленные денежные заботы, все пуще осаждавшие любящих супругов с уменьшением их доходов на девять десятых, - словом, все это вместе часто не давало Эрвину спать ночами, но теперь ему уже не хотелось включать свет и любоваться своей ненаглядной. В последний раз, когда он склонился над нею, она приняла его физиономию за омлет.

- Ах, это ты! - проворчала она и сердито отвернулась.

Они испробовали концентрат на канарейке, которая не долго думая шлепнулась на спинку, задрала ножки и околела.

- Хорошо хоть мы за нее получим пятьдесят долларов, - заметил Эрвин. А ведь это всего лишь птица!

- Надеюсь, у нас с тобой не было одинаковой мысли? - спросила Алиса.

- Конечно нет, - сказал он. - Как ты могла такое вообразить?

- Я ничего такого не воображаю, - сказала она. - А на что мы истратим эти деньги? Купим другую канарейку?

- Нет, - сказал он. - Что нам канарейка! Давай лучше купим большую, жирную курицу и зажарим ее.