Сборник произведений

Старая тропинка, ведущая к ферме Гризуолдов, сильно заросла, но не стала непроходимой. Некоторые побеги, проросшие посередине тропы, недавно были подстрижены, и это указывало, что кто-то расчистил путь. Опал была единственной, кого я видела с садовыми ножницами, так что, наверное, это было делом ее рук. Но следы выглядели слишком маленькими для Опал; она была высокой девочкой, как и ее мать. Мои сапоги погружались в мягкий снег так же глубоко, как и детские ноги. Я продолжала идти, хотя сердце колотилось как бешеное. Я чувствовала себя немного ошеломленной и дезориентированной. Какая-то часть моего существа превратилась в десятилетнюю девочку, которая торопилась на встречу с Дел.

Догони меня, если сможешь.

У боковой тропинки, которая вела к покосившейся охотничьей избушке, следы поворачивали направо… и я как будто ожидала этого. Я остановилась у развилки и попыталась убедить себя, что нужно вернуться домой. Повернись. Кофе уже готов, а примерно через час солнце растопит снег, и следы исчезнут. Тогда я смогу внушить себе, что это мне приснилось. Это была часть сна, который начался с предупреждения Крошки Маринелли: «Мертвые могут винить нас».

В моей памяти всплывали скудные подробности последнего убийства. Где нашли тело Тори? Возле старой хижины? Если я пойду туда, то не наткнусь ли на полицейское ограждение из желтой пленки? Остались ли там следы совершенного убийства? Возможно ли, что убийца Дел нанес новый удар? Может, он все это время тихо жил в городе, ждал и наблюдал за событиями? И была ли Опал его предполагаемой целью? Каждый следующий вопрос казался более абсурдным, чем предыдущий.

Я испытывала хорошо знакомое ощущение опасности, которое чувствовала, когда находилась в охотничьей хижине, и плотнее закуталась в пальто. Я размышляла, стоит ли продолжать начатое. Сами посудите: я пришла сюда в семь часов утра, во фланелевой пижаме. Я была не готова бродить по месту преступления или встретиться лицом к лицу с убийцей. Я еще даже не выпила кофе.

Несмотря на учащенное дыхание и холодный ужас, охвативший меня, было слишком поздно поворачивать назад. Я стояла и смотрела на тропу, ведущую к старой избушке, которую построил дедушка моей подруги Дел. Эта тропинка вела к тому месту, где я не была со дня перед убийством Дел, когда она в ярости набросилась на меня и Ника. Ник сказал, что домик все еще стоит, и я решила, что должна убедиться в этом сама. Нечего бояться. Я всего лишь стараюсь найти ребенка. В конце концов, я работала в начальной школе и умела обращаться с детьми. Я направилась к хижине, не сводя глаз с детских следов на снегу.

Старый охотничий лагерь был ближе, чем я помнила. И меньше. Он был похож на слегка увеличенный игрушечный домик. Он не был огорожен ярко-желтой полицейской лентой с предупредительными надписями, я не заметила никаких признаков того, что здесь произошло преступление на прошлой неделе… или тридцать лет назад. Входная дверь по-прежнему отсутствовала, и внутрь намело снегу. Маленькие следы вели прямо к скособоченному дверному проему. Я остановилась и внимательно посмотрела на покосившуюся избушку. Карточный домик, подумала я. Только тронь, и упадет.

Потом я услышала смех, доносившийся изнутри: тихое детское хихиканье.

— Кто там? — окликнула я. — Это ты, Опал?

Тишина.

— Можешь выйти, я знаю, что ты там!

Снова тишина.

— Тебе ничего не будет. Я не сержусь на тебя. Просто хочу, чтобы ты вышла. — Я пыталась придать своему голосу авторитетность и уверенность взрослого человека, которую я вовсе не ощущала.

Ничего. Ни звука, ни движения.

— Я сосчитаю до трех, а потом войду внутрь. Я серьезно! Один, — начала я, переминаясь с ноги на ногу в надежде увидеть маленькое испуганное лицо в дверном проеме.

— Два! — Я не хотела идти туда. Не сейчас. Никогда. С меня было достаточно видеть темную маленькую хижину. Я была готова отправиться домой, налить себе кружку горячего кофе и забыть о следах. Я слишком старая, чтобы играть в Нэнси Дрю[134].

— Три!

Ладно, это просто ребенок. Ребенок, играющий в странные игры. Нечего бояться.

Я собралась с духом и вошла внутрь. Внутри точно так же пахло плесенью и мышами. Старые койки стояли вдоль стен, пузатая плита еще больше проржавела, но все осталось на своих местах. Ничего не изменилось. Сюда не добрались вандалы и не оставили на стенах надписи вроде «Тед любит Мэри-Энн». Если дети и бывали здесь, они отнеслись к этому месту с уважением, как к святыне или храму.

Я заглянула под койки и в темные углы. Внизу явно никого не было. Потом на чердаке что-то зашуршало. Тихий шуршащий звук вызвал в воображении абсурдный образ гигантского краба.

— Кто там? — позвала я.

Просто ребенок. Ребенок, который крадет сливки и тунцовые консервы. Ни клешней, ни жвал, ни жуткого экзоскелета.

— Эй, кто там?

Можно сказать, что я ожидала услышать знакомый голос: «Это Дел и Никки. Поднимайся, покурим вместе».

Но это было тридцать лет назад.