Сборник произведений

Гэбриэл вместе с моей матерью готовили лазанью, я обнаружила их на кухне. Мать сидела за столом и взбивала яйца, чтобы смешать их с сыром, который натирал Гэбриэл. Она работала медленно, изучая яйца, как некую сложную субстанцию. Возможно, она размышляла над старинным вопросом, что появилось раньше, курица или яйцо. А может быть, она вспоминала наши прогулки вниз по склону холма, чтобы купить яйца под покосившимся навесом Гризуолда.

Ленивому Лосю они не нравятся, потому что иногда в них попадается кровь, но это только потому, что они оплодотворенные.

Гэбриэл был одет в тренировочные штаны с подтяжками, выцветшую фланелевую рубашку и бесформенную шляпу из зеленого фетра.

— Давай-ка посмотрим, Джин. Что мы будем делать дальше? — спросил он, вручив ей бразды правления, или, по крайней мере, имитируя свою беспомощность. Не дождавшись ответа, он поднял тарелку натертой моцареллы и изогнул бровь.

— Сыр, — сказала моя мать.

— Ты по-прежнему лучший повар на этом холме, — заверил он и наклонился, чтобы поцеловать ее в землистую щеку.

— Ты никогда не догадаешься, кого я встретила в колледже, — сказала я.

— Возможно, печально известного Захарию Месье? — предположил Гэбриэл.

— На свете есть что-нибудь, чего ты не знаешь? — спросила я у старика.

— Многое, моя дорогая. Очень многое. Как поживает наш профессор?

— Замечательно. Я была рада встретиться с ним.

— А я был рад, когда он вернулся в город. Благодаря ему Рейвен вернулась к учебе. Ей нужно было получить дополнительный толчок, и он помог в этом. Кроме того, он хорошо влияет на Опал.

— Зак, — с мечтательной улыбкой произнесла моя мать. — Зак был со мной, когда убили ту девочку Гризуолдов. Бедная малышка.

«Тебе повезло», — подумала я, вспоминая грязные босые ноги молодого Зака и размышляя, пахло ли тогда от него сандаловым деревом. Я пришла к выводу, что хотя тогда я могла предубежденно относиться к нему, меня по-прежнему не устраивал образ Зака в материнской постели.

— Знаешь, это забавно, — сказала я. — Сегодняшний разговор с Заком оставил у меня странное впечатление… как будто я никогда по-настоящему не знала его.

Моя мать громко рассмеялась и кивнула мне.

— Кейт, когда ты в последний раз видела его, тебе было десять или одиннадцать лет, — объяснил Гэбриэл. — Ты была догадливым ребенком, но многое от тебя ускользнуло. Даже теперь есть много чего еще, о чем мы все даже не догадываемся. Мы думаем, будто знаем какого-то человека, а потом узнаем о нем что-то такое, отчего все летит к чертям. Что-то такое, отчего жизнь снова становится интересной и непредсказуемой, — правда, Кузнечик? — спросил он, прищурившись и глядя на меня. Это был подозрительный взгляд, и я подумала, не считает ли он, что это я убила кошку. Я была уверена, что Рейвен поделилась с ним своими тревогами; оставалось лишь предполагать, не заподозрил ли он меня в убийстве Мэгпай. Черт побери, они оба могли думать, что я заодно прикончила и Тори Миллер.

Если бы они только знали, что лежит у меня в сумочке…

Я должна каким-то образом избавиться от шерифской звезды. Чем раньше, тем лучше. «Сегодня, — подумала я. — Сегодня ночью я позабочусь об этом».

— Полагаю, что да, — сказала я. — А сейчас я хочу переодеться, а потом присоединюсь к вам.

— Эй, посмотри на картину твоей матери. Она проработала над холстом большую часть дня. В конце концов мне пришлось прервать ее и дать ей дополнительную порцию лекарств, — верно, Джин? Думаю, ты слишком упорно работала и совсем утомилась. Но сейчас ты чувствуешь себя лучше, да?

Ну да, разумеется. Она была настолько одурманена, что едва не роняла слюну на пол.

Я вошла в студию и сразу же выронила сумочку. Теперь никакой ошибки быть не могло, даже в тусклом вечернем свете. Картина стала более сочной; на холсте появились розовые, багряные и синие мазки, которых не было раньше. А в верхнем левом углу были нарисованы ясно различимые глаза. Серо-голубые глаза. Они смотрели вперед, но как будто следили за вами, куда бы вы ни направлялись. Глаза, как у Иисуса, на жутковатых темных полотнах с изображением сцены Тайной вечери. Всевидящие глаза. За ними не было лица; просто глаза, глядевшие из языков пламени.

— Ма! — крикнула я. — Мама, ты не подойдешь на секундочку?

Вскоре мать в сопровождении Гэбриэла появилась в дверях.

— Мама, кто это?

Она лишь улыбнулась, глядя на картину.

— Кто там, на картине?

Ее улыбка стала шире, а потом она захихикала. Это не было смехом семидесятидвухлетней женщины. Она подняла руки и прикрыла рот, словно пытаясь подавить смех. Но звук, выходивший наружу, был высоким, почти истеричным хихиканьем маленькой девочки. Начав смеяться, она как будто не могла остановиться. Слезы потекли у нее из глаз, и она продолжала хихикать до тех пор, пока не выбилась из сил. Тогда Гэбриэл увел ее на кухню, бросив на меня раздраженный взгляд, и дал ей еще одну щедрую дозу транквилизаторов.

Глава 11

16 июня 1971 года — осень 1973 года