- Боря, - вкрадчиво начала Соня, - мне кажется, Мустыгин преувеличил. Я все наши гробы подробно облазила. Ну, правда, тот, что ты сбагрил, был действительно облеванный. А остальные - ни-ни. Чистые гробы, как стеклышко. Один только - да, попахивает покойником и вообще подозрительный.
- Какой?
Соня показала глазами на гроб, стоящий около обеденного стола.
- Его бы хорошо тоже поскорей сбагрить, - продолжала Соня, попивая чай. - Неприятно, правда. Может быть, покойник был какой-нибудь раковый или холерный. Завтра выходной - снеси-ка на базар втихую, незаметно. Хоть на кусок мяса сменяй.
- Да куда ж я его попру на базар?! - рассердился Сучков и даже стукнул кулаком по тарелке. - Что я тебе, новый русский, что ли, все время торговать и барышничать?!
- Ой, Боря, не ори! Подумай, что исть-то будем завтра? Даже хлеба нет.
Сучков задумался.
- Вот что, - сказал он решительно. - Надо к Солнцевым пойти. Немедленно.
- Так у них же гробов полно! - Соня раскрыла рот от изумления.
- "Гробов полно"! - передразнил Сучков. - Без тебя знаю. Но они их приспособили. Вся квартира в гробах, и все пристроены - по делу. Даже корытника своего порой в гробу купают, говорят, что это, дескать, для дитя полезно. Может, и наш приспособят. Один у них гроб - как журнальный столик, другой - для грязного белья, третий почему-то к потолку привесили, говорят: красиво.
- Ну что ж, сходи.
Сучков как помешанный вскочил с места, поднял гроб, что у обеденного стола, на спину и побежал.
Соня осталась одна. Игорь давно исчез куда-то. "Наверное, только ночью придет, - подумала она. - Кошка и та куда-то пропала".
На душе было тревожно не оттого, что назавтра есть ничего не осталось, а от какого-то глобального беспокойства.
- Хоть не живи, - решила она.
Но тут же захотелось жить.
Борис Порфирьич пришел через полтора часа. С гробом. Еле влез в дверь.
- Ну, что?! - вскрикнула Соня.
- Морду хотели набить. Ихняя дочка четырнадцати лет так орала, всех соседей всполошила. Дескать, она уже и так вместо кровати спит в гробу, и ей это надоело! Что нам из гроба, толчок теперь, что ли, делать, кричала, хоть папаня на все руки мастер, но хватит уже! И мать ее поддержала. Как медведица ревела.
Соня вздохнула:
- Слава богу, что ноги унес.
- Так бы ничего, но гроб какой-то нехороший. Избавиться бы от него. Остальные я на неделе обменяю на картошку. Знаю где, - проговорил Борис Порфирьич, садясь за стол. - У самого Пузанова. У него картошка ворованная, он ее на что хошь обменяет. Ворованного он никогда не жалел.
- Да проживем как-нибудь. Игорь уже сам себе пропитание добывает. А что, иначе помрешь. Не до институтов. Но вот гроб этот какой-то скверный...
- Что ты привязалась к нему? Гроб как гроб. Ну да, паршивый. Ну да, бракованный. Но все-таки гроб. Гробы в пивной не валяются. Все-таки ценность.
Соня посмотрела вглубь себя.
- Да ты понюхай его еще раз, Боря. Какой он?
- Ну ладно. Из любви к тебе - понюхаю, так и быть.
Сучков подошел к гробу и стал его обнюхивать и проверять. Даже выстукивать.
- Не стучи - черт придет, - испугалась Соня.
- Сонь, ведь запах от покойника не может так долго держаться. Ну, допустим, пустили этот гроб налево, - наконец сказал Сучков, - но небось почистили его от предыдущего мертвеца-то, да запах и сам должен пройти, ведь не сразу же его из-под покойника - и на зарплату? Запах должен пройти.
- Должен. А вот этот не проходит, - заупрямилась Соня. - В том-то и подозрение. Почему запах трупа так долго держится? Неужели ты не чувствуешь?
- Кажется, чуть-чуть, - остолбенело проговорил Сучков.
- Не кажется и не чуть-чуть, - решительно ответила толстушка Соня, подходя к гробу. - Я тебе скажу прямо, Боря, как бы тебе это ни показалось сверхъестественным: от этого гроба прямо разит мужским трупом. Вот так. Я женщина и завсегда отличу по запаху мужской труп от нашего, бабьего.
- Заморочила! - вскрикнул Борис Порфирьич. - Не хулигань, Соня. Гроб, скажу резко, дерьмо, а не гроб, но трупом почти не пахнет. Что ты законы химии нарушаешь?
- Останемся каждый при своем мнении, Боря, - спокойно ответила Соня. Пусть Игорь придет и понюхает. Он человек трезвый.
- Он по уму трезвый, а придет пьян. Чего он разберет? Давай лучше в картишки сыграем, - предложил Сучков.
И они сыграли в картишки.
Темнело уже; Соня поставила самовар, достала из-под кровати запас сухарей. Кошка не приходила. Часам к восьми постучали. Борис Порфирьич открыл. Всунулось лицо Мустыгина.
- К вам гость, Соня, от дядюшки вашего.
- От Артемия Николаевича! Из Пензы! - вскрикнула Соня.
Из-за спины Мустыгина появился невзрачный старичок, рваненький, лохматенький, совсем какой-то изношенный, потертый, весь в пятнах.
- Проходите! - откликнулась Соня.
Сучков вопросительно посмотрел на жену.
- Да, дядюшка всегда был чудной, - рассмеялась Соня. - И люди вокруг него были чудные. Вы проходите, старенький!
Старичок оглянулся, высморкался. Мустыгин исчез за дверью: ушел к себе.
- Отколь ты такой, дед? - немножко грубовато спросил Борис Порфирьич.