Много воды сегодня. Почти так же как вчера. А завтра будет еще больше, мне кажется. Вот Бабушке понравится протестовать, ведь она всю жизнь протестует. И ссорится с мамой. Почти всегда, когда они встречаются. Волк говорит это наследственное, они два сапога пара. А потом смеется своим странным перхающим смехом. Он радуется, потому что выиграл у Охотника сапоги в карты неделю назад. А дне недели назад- ружье. Теперь Охотник у нас наследственный слабоумный. Во всяком случае, волк его так называет. Его прадед тоже проиграл сапоги, и дед, и отец. Охотник ходит по лесу в носках и постоянно сморкается и чихает. Говорит, что так он охотится. А иногда заходит к Бабушке пропустить стаканчик растирки и погреться. И чихает сидя за столом так оглушительно, что Бабушка вздрагивает.
Вода с крыши кап-кап.
Ноги разъезжаются по мокрой глине. Идти в лесу тяжело. Передвигаешься маленькими шажками, словно по льду. И быстро устаешь. В этом случае я сажусь на пенек и ем мамины пирожки. А настойку не пью, я ведь не умею дышать жопой. И так длится день за днем, год за годом. А мне всегда восемь лет и у меня красная шапочка.
И вода с крыши- кап-кап. Грустно.
РОМАНИЯ МАРЕ! (2020)
Утром в деревню Гугуцэ вошли танки. Ну не то, чтобы танки. Танк. Один. Серое сооружение в оспинах, с белым крестом на башне, из которой торчало нечто худосочное.
— Немцы! — ахнул владелец продуктового ларька Димитру и бросился продавать дело Дорелу Мутяну. А Гугуцэ, глянув вслед мелькающему пятками земляку, вернулся к рассматриванию лязгающей гусеницами железяки. Исторгнув из зада клуб черного дыма, та лихо подъехала к небольшой площади в центре деревни, где остановилась, покачиваясь.
— Вьетиле сфинци, фечоара Марйя! — воскликнула баба Родика, несшая помои из школьной столовой. — Алеманы!
Сказав это, она затрусила по дороге. Из ее ведер на волю плескалась жижа, украшавшая темными разводами желтую пыль. В ближайших домах за остановившейся машиной и забегом наблюдали многочисленные внимательные глаза. Не каждый день в деревню входили танки, да и время было обеденное, и на огородах никто не копался.
Быстрее всех сообразил, что происходит- тощий Дэриэл Бротяну, двоюродный дядя Гугуцэ, уже через пару минут он появился на улице перевязанный белым полотенцем, приданным старшей дочери. В руках храбрый молдаванин держал кувшин с вином и пару помидоров.
Люк в башне со скрипом откинулся и закачался на пружинах. Затем из железного чрева выползла долговязая фигура в коричневой потрепанной форме, на голове которой гнездилась заляпанная голубой краской монтажка.
— Романия маре! — хрипло воскликнул пришелец и вздернул сжатый, вымазанный черным кулак.
— Чего? — не понял Гугуцэ.
— Великая Румыния, — уточнил Бротяну, семенивший мимо с хлюпающим кувшином.
— Ай- ле, ай-ле — загомонила собирающаяся толпа. Из танка показались еще двое и в селе Гугуцэ начались большие перемены.
Танк, как пояснил Буреску — его командир, был лишь первой частью громадного румынского войска, намеренного восстановить справедливость. В былые времена Великая Румыния простиралась от Индийского океана на юге и до Северных морей где-то там далеко. Все вокруг было румынским — моря, долины, пустыни и леса.
— Великая Румыния, — вещал он, закатывая глаза, — вот идея, ради которой вы все обязаны жить! Как верные солдаты, мы должны быть рады стоять под ее знаменами в решающей битве, которую когда-нибудь знала человеческая история!
Из люка выдернули пару охапок красно- желто- синих флагов. Гугуцэ обрел один.
— Клянитесь! — страшным голосом потребовал Буреску.
— Клянемся! — одиноко кукарекнул Бротяну, остальные ошеломлено молчали.
— Клянитесь! — повторил Буреску и похлопал по стволу танковой пушечки.
— Э-кхе, — выдохнула толпа и взметнула флажки.
— То-то, — назидательно произнес танкист и, укусив помидор, присел на броню. Молдавское полотнище, скучавшее на флагштоке у управы, быстро испарилось. А солнце поменяло цвет.
Последующие два дня были посвящены выбору примара. Бывший примар Антип Кучару ходил по селу понурый и спрашивал у каждого встречного — «Разве я не румын? Разве я не поклялся?». Земляки отворачивались что-то бормоча. Власть она того, власть она меняется. Сегодня кланяешься одному, а завтра другому. Сегодня правишь, завтра почесываешь зад с отпечатком тапка. Равновесие! Что остается делать простому человеку? Только бормотать что-нибудь.
В довершении всех его бед, у Кучару отобрали старенький уазик, забытый в селе солдатами москалями. Машина теперь стояла у дома двоюродного дяди Гугуцэ, взявшего на себя обязанности временного старосты.
— Романия маре! — приветствовал тот сельчан, пыля по главной улице.
— Ай-ле, — выдыхали они и прятали гусей.