Сборник рассказов

— Романия маре, мамалыга наре, — философски сообщил дядя Ион — большого ума человек. В позапрошлом году он клал плитку у профессора в Москве и смог обмануть того почти на двадцать квадратов. «Ай-ле!» — восхищались соседи, рассматривая уличный нужник дяди Иона. Тот был обложен красивой плиткой, а по периметру смердящего отверстия аккуратно тянулись рантики с выдавленными оранжевыми петухами. Такого не было ни у кого. И гордый хозяин никому не разрешал пользоваться творением своих рук, сам же засиживался в нем в редкие свободные дни. Там, около двери, хранились областные газеты и банка трубочного табаку.

Лишь зимой Ион Густяну берег свой кафельный храм и ходил по нужде к односельчанам. Конечно, если не лежал в районной больнице, залечивая неожиданные переломы. Зимой удержать равновесие на склизком, затянутым льдом полу было нелегко. Да и плитка, на стенах, укрепленная черными саморезами, позвякивала от порывов злого зимнего ветра, мешая читать газеты.

Несмотря на странности, Густяну был человеком добрым и однажды подарил Гугуцэ почти полный баллон монтажной пены.

— Румыния велика, а мамалыги все меньше — повторил дядька Ион и подул в сивые усы. Впрочем, его никто не услышал, потому что все были заняты набором в великую армию.

— Будешь полковником, хочешь быть полковником? — спрашивал очередного добровольца командир танка Буреску. Полковником хотел быть каждый. И уже к вечеру его армада состояла из двенадцати высших офицеров.

— Апостолы! — прочувствовано поведал танкист. — Мы все стоим где?

Удивленные полковники рассматривали дорожную пыль, один даже поковырял ее носком стоптанной чуни.

— Где мы стоим сейчас? — вопросил Буреску.

— На площади…

— У хаты бабы Родики…

Самым точным был полковник Бротяну сообщивший, что стоит около коровьей лепешки.

— Мы стоим на пороге перемен! — поправил воинство командир танка. — Великих перемен! Вскоре каждый из вас будет командовать полком… Дивизией… Армией! Мощным освободительным потоком пройдетесь вы по земле, попирая ее своими подкованными ботинками. Неся повсюду идею…Идею Романия маре, для всех рас и народностей… Борьба будет тяжела. Бой наш будет долог.

— Извините, а мы успеем до сентября? — поинтересовался один из апостолов, тот, кто ковырял землю. — Мне вино нужно ставить.

— А у меня корова стельная, на следующей неделе телиться будет.

— Ослы! — заключил Буреску, угрожающе наставив на них палец, — там у вас будет десятки коров…сотни… тысячи… Тучные румынские стада жующих румынскую траву коров.

— А где мы их возьмем? — поинтересовался владелец коровы.

— Сейчас они не наши, конечно. — рассудительно ответил командир — Сейчас они под гнетом москалей, индийцев и турок. Но мы до них доберемся! Это будет великая победа! Не все, конечно, доживут, многие из вас падут смертью храбрецов, восстанавливая границы Великой Румынии. Вот ты…, да ты… (он указал на одного из будущих освободителей, ковыряющегося в носу) Ты как хотел умереть?

Замерший с пальцем в ноздре тот глупо таращил на него глаза.

— Ты умрешь славной смертью, — пообещал Буреску и утолил жажду из кувшина — Тебя, может быть, взорвут или сожгут лазером. Сейчас уже есть всякие штуки. А на войне…На войне уууу… Все охотятся за офицерами… Как увидят офицера — как пить дать, взорвут или сожгут лазером.

Перспектива быть зажаренным подобной экзотикой привела собрание в волнение.

— Эй, Антоний, — окликнул кто-то проходящего мимо почтальона. — Хочешь в армию?

Почтальона в деревне недолюбливали, начиная с того случая, когда он принес дочке бабки Родики письмо от неизвестного адресата. В нем говорилось, что та выиграла квартиру в Лондоне и подписку на журнал «Ридерс дайджест». Как доказательство ее уникального везения к письму прилагался ключ. В тот же день дочка собрала вещи и уехала искать дверь, к которой он подходит. Потом еще поговаривали, что коварный Антоний подменил его, и Анна не вернется никогда. Доказательств на этот счет не было, но подозрения остались.

А вот журнал приходил бабке с завидным постоянством, в силу чего она слыла начитанным человеком. «Баба Родика!»- кричали сельчане под ее окнами — «Расскажи за Шарлемань!». Та выходила на крыльцо и, ероша заскорузлыми руками маленькую глянцевую книжечку, читала им про несуществующие страны и призрачные народы.

— Нет, спасибо, — ответил почтальон — у меня отпуск только в ноябре. А до него времени нету.

— Ничего, — обрадовал его командир танка — Запишем тебя в кадровый резерв. Грядет гроза! Скоро воссияет румынское солнце, согревая лучами павших на поле брани героев. Ты будешь героем? Будешь! Я тебе это могу твердо обещать. Такие как ты, Антоний, наша надежда.

Будущий павший герой, что-то пробормотав о служении почтовому долгу, прыснул вверх по улице.

— Завтра выборы, Антоний, — напутствовал земляка полковник Бротяну, — я на тебя надеюсь.

— Обязательно приду, — прокричал с безопасной дистанции тот, — без меня не начинайте!

Так закончился этот день перемен.