Сборник рассказов и повестей

Только когда через какое-то время она вдруг открыла глаза и посмотрела на него ясным, не затуманенным страданием или страстью взглядом, он понял, что произносит это вслух. И тут же замолчал, потому что она потянулась к нему и закрыла ему рот своими губами, и весь мир вокруг снова исчез. А когда через какое-то время он вновь пришел в себя, то услышал, как она шепчет ему на ухо страшные, кощунственные слова:

— Забудь своего бога, монах. Я теперь буду твоим богом.

Земля не задрожала, стены не рухнули, и преисподняя не поглотила их. Все осталось на своих местах, и только сердце бешено колотилось в груди у Франциска, и холодный пот выступил у него на лбу. Не от того, что он устрашился божьей кары, которая — он знал это — неминуемо должна была пасть на них обоих. От того, что он понял, насколько грешен в самых глубоких помыслах своих, ибо самая ужасная божья кара не страшила его рядом с возлюбленной. Она не говорила ему больше ни слова, но то, что она сказала, продолжало звучать в сознании Франциска. «Забудь своего бога, монах. Я теперь буду твоим богом» — слышал он раз за разом. И ему хотелось, чтобы так оно и было наяву. Впервые, наверное, с того времени, как он начал осознавать себя, Бог перестал быть для Франциска мерилом всего сущего. Лишь за одни сутки эта девушка — эта женщина — которую держал он в своих объятиях, заняла в его душе место Бога.

Он покинул ее дом на закате. Ни единого слова не сказали они больше друг другу. Им не нужны были слова, они и без слов, казалось, понимали друг друга. И он совсем позабыл о том ужасном предчувствии, которое дважды заставило его замереть в неподвижности перед дверью ее дома. Да если бы вдруг и вспомнил — грех, ими содеянный, подумалось бы Франциску, с лихвой оправдал бы самые мрачные предчувствия. Покидая город, он не обольщался по поводу своего будущего, он знал, что расплата за совершенный грех неминуема, но по-прежнему — как и в те минуты, когда держал любимую в объятиях — не страшился этой расплаты. Только одного не мог он простить себе — того, что так и не узнал ее имени.

Страшная кара настигла его наутро.

Он проснулся от сильного жара, изнутри наполнявшего его тело, и в первые мгновения просветления успел удивиться тому, что жар этот в кошмарных видениях его недавнего сна совсем не ассоциировался с огнем. Но вскоре отвлеченные мысли оставили его, потому что сознание целиком заполнилось болью страдающего тела, вытеснившей все остальное. И вместе с этой болью и жаром пришло ощущение невыносимой тяжести, которая, казалось, навалилась не только на него самого, но придавила собою весь мир вокруг, даже сам вдыхаемый им воздух сделав подобным расплавленному свинцу. И странно было видеть при этом, как келья, слабо освещенная через крошечное окошко, плыла и плыла перед глазами и все не могла остановиться. Собравшись с силами, Франциск попытался позвать кого-нибудь на помощь, но пересохшее горло выпустило лишь едва услышанный им самим хрип.

Тогда он решил, что это конец.

Он не удивился. После происшедшего накануне он ждал расплаты. Но даже если бы и знал заранее, какой скорый и страшный конец его ожидает, не отказался бы от содеянного. Монах Франциск умирал грешником и вероотступником, впереди его ждали вечные адские мучения, но он ни о чем не жалел. И только одна мысль не давала ему покоя — мысль, что он никогда больше не увидит свою любимую. И тоска, порожденная этой мыслью, оказалась столь сильной, что даже не понимая того, что же он делает, Франциск каким-то образом сумел приподняться и встать, держась за стену обеими руками. Кое-как он оделся и, сдерживая стоны, выбрался на монастырский двор. Свежий утренний ветер придал ему сил, на какое-то время остудив сжигавшее его изнутри пламя. Но ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы двинуться дальше. Только чудом можно было бы объяснить, что он не упал, пересекая двор, что кое-как сумел подняться по ступенькам вверх в каморку привратника и отворить дверь. Только чудом он отыскал ключи на поясе у привратника и сумел отцепить тяжелую связку, так и не поняв тогда — да даже и не задумываясь над этим вопросом — что брат-привратник уже мертв. Франциск отомкнул калитку в тяжелых монастырских воротах и вышел наружу.