Сборник рассказов и повестей

Но Бродди улетит, так ничего и не узнав. Никто и никогда ничего не узнает. И мир этот — Тэсхо-иии — так и останется лишь еще одним из обследованных в свободном поиске миров, лежащих за границами сферы экономических интересов человечества. Здесь останется обелиск с капсулой, останется радиомаяк на орбите, который рассчитан на полмиллиона лет работы, останутся обломки моего флаера, утопленные в болотистом лесу. И останусь я.

Корабль уйдет сегодня вечером. У меня нет часов, я не знаю, какой сегодня день, сколько суток пробыл я по ту сторону смерти и как долго полз к кораблю. Но я точно знаю, что корабль уйдет сегодня вечером. Мой последний корабль. Люди еще прилетят сюда. Нескоро, но прилетят. Через сто лет. Через двести лет… Когда-нибудь. Люди всегда возвращаются. Но меня здесь уже не будет. Для меня этот корабль — последний.

Много их было — последних кораблей. На которые опаздывал по глупости или по забывчивости. Или же просто не сознавая, что они уходят навсегда. И они уносили с собой друзей и любовь, мечты и надежды, и только потом, много дней или лет спустя приходило понимание невосполнимости потери. Каждый человек не раз провожает в своей жизни последние корабли. Иногда понимая, что они уходят навсегда, а чаще всего не особенно задумываясь о том, что они с собой уносят.

Но этот корабль — самый последний.

Я знал об этом все время, пока полз к нему. И я мог бы на него успеть. Я и сейчас еще не опоздал. Но он улетит без меня. Я останусь здесь. И останется обелиск с капсулой. И радиомаяк на орбите.

И еще кто-то.

Кто-то, очень желавший, чтобы я успел на этот корабль…

…Когда мой флаер вдруг потерял управление, я не успел даже понять, что именно произошло. Руки действовали автоматически и действовали безошибочно — программа контроля не допустила бы ошибки — но аппарат как будто наткнулся в воздухе на невидимую упругую преграду, прорвал ее и стал, беспорядочно кувыркаясь, падать вниз. И отказал механизм катапультирования, который в такой ситуации должен был сработать автоматически. И отказал механизм выброса аварийных парашютов, рассчитанный именно на такие нелепые аварии. И последним, что я увидел в жизни, было кочковатое болото, стремительно падавшее на меня сверху…

Потери — вещь привычная. Редкий год обходится без потерь, без табличек из черного мрамора с золотыми буквами в Галактическом Центре. Это даже хорошо, если человек гибнет у всех на глазах. Честно и окончательно, так, что не остается никаких сомнений. Таркон летел в нескольких километрах сзади, падая я слышал его голос, и потому знал наверняка, что все видят и смогут не раз еще увидеть запись того, как я погиб. Это лучше, чем пропасть без вести, лучше, чем тихо исчезнуть и оставить какую-то надежду, какое-то сомнение в том, что же в действительности с тобой приключилось. Это честнее.

И тебя будут вспоминать. Твои друзья и знакомые. Те, кто любил тебя, и те, кто был к тебе равнодушен. Многим будет больно, многие — к чему теперь излишняя скромность — будут тосковать по тебе. Ведь ты всегда был хорошим парнем. Ты был честен и перед собой, и перед другими, ты ни разу никого не предал, ты не шел вперед по головам других и всегда — почти всегда, если уж быть честным до конца — был готов помочь. А недостатки — у кого же их нет? Тебя будут вспоминать, и у многих на душе станет пусто и горько, когда они узнают, что тебя больше нет.

Но все это неизбежно, так и должно быть. Потому что ты не имеешь права сделать теперь даже один-единственный шаг вперед. Потому что этот шаг был бы жестоким и подлым, и он перечеркнул бы все хорошее, что можно сказать о тебе.

Ты не пойдешь дальше. Ты останешься здесь, в этом проклятом зловонном болоте, останешься навечно, и сегодня вечером, когда твой последний корабль поднимется над этой плоской равниной и, проткнув это вечно серое, унылое небо, растворится в нем без следа, ты вожмешься в трясину, чтобы не дай бог не засекли тебя недремлющие мониторы внешнего обзора, чтобы ни у кого и никогда не возникло и тени подозрения в том, что они оставили, бросили тебя одного в этом проклятом болоте этого проклятого мира Тэсхо-иии.

Потому что ты уже умер. И ты прекрасно знаешь это. Тебя нет. Тебя давно уже не существует на свете. А то существо, что ползло все эти несчетные дни к кораблю — это не ты.

У него твои руки, у него твое тело, оно смотрит на мир твоими глазами и слышит звуки твоими ушами. Даже мысли этого существа — твои собственные мысли. Будто и не было той непонятной катастрофы, наверняка оставившей на болоте взрывной кратер диаметром в добрую сотню метров, заполненный мутной, ржавой водой. Будто бы совершенно неожиданно ты сумел уцелеть и выбраться абсолютно невредимым — если не считать нескольких царапин — из пекла после взрыва реактора твоего флаера, вынырнул из бездонной топи и отправился — куда бы вы думали? — прямиком в сторону корабля, в ту единственную на планете точку, где ждет тебя человеческий приют.

Но это существо — не ты. Ты мертв.

Я мертв…