Сборник статей, воспоминаний, писем

   Видите ли, победа наша с "Брандом" окрыляет меня в том направлении, какое всегда было дорого мне в театре. В последние годы я уже начал приходить в уныние. Стремление к новизне формы, к новизне во что бы то ни стало, к новизне преимущественно внешней, -- пожалуй, даже -- только внешней, это стремление начало уже давить полет идей и больших мыслей. Оглядываясь назад до "Юлия Цезаря", я вижу, что какая-то часть меня была придавлена, угнетена. Я точно утратил ту смелость, которая создала репертуар Художественного театра, и голос моего внутреннего я раздавался робко в эти годы. Кураж исчез и из труппы. Мечты обратились в изготовление конфеток для публики первого представления -- в мелкий жанр, маленькое изящество, севрские статуэтки...

   ...Разве Вы -- положа руку на сердце -- не чувствуете сами, что, работая над Брандом, Вы нашли в себе сил _г_о_р_а_з_д_о_ _б_о_л_ь_ш_е, чем ожидали? Что Вы нашли в себе гораздо больше темперамента, чем думал кто-нибудь из нас?

   Представьте себе, что я думаю сейчас о Вас, как об актере, неизмеримо шире, чем думал до Бранда. А ведь Вы, пожалуй, думали, что результат выйдет обратный. Да, да. Я вижу, что если Вы и не настоящий трагик, то тем не менее в Вас есть столько преимуществ перед другими трагиками, что каждая трагическая роль дает так много всестороннего материала, который Вы можете использовать по-своему, что я верю в целый ряд Ваших созданий в этой области.

   Сейчас я обдумываю одну пьесу с трагической ролью, требующей нервов, каких я еще не слыхал в Вас. И мне все-таки кажется, что Вы овладеете и ею. И если это удалось бы, -- "какие горизонты нам открылись бы", сколько великих мыслей бросили бы мы публике!

   Вы получите это письмо в Новый год. Я желаю Вам для нового года "не угашать духа" ради мелких задач. Излишнего самомнения Вам бояться нечего, надо бояться другого конца -- излишней самокритики и принижения задач.

Ваш Вл. Немирович-Данченко

Вл. И. НЕМИРОВИЧ-ДАНЧЕНКО

   {Письмо печатается с сокращениями.}

[лето 1912 г.?]

Дорогой Василий Иванович!

   Если мое отношение к Вам Вас, действительно, может радовать или тревожить, то вот Вам искренно и раз навсегда. Я Вас люблю тепло и нежно, -- именно нежно, потому что Вас только так и можно любить. И любовь моя непрерывно крепнет. И чувство это неизменно, в чем я совершенно убежден. Убежден в том, что Вы ничего не можете сделать такого, что могло бы оттолкнуть от Вас, хотя бы какие-нибудь Ваши поступки были по отношению ко мне отрицательные. Если Вам показалось или когда-нибудь еще покажется, что я стал равнодушен к Вам, то это случайность. Именно потому, что я Вас крепко люблю, я и могу не обнаруживать этого, не подчеркивать, не искать случая показать Вам. Между мужчинами, относящимися друг к другу с доверием, только это и должно быть.

   ...Я очень доволен, -- и старался об этом, -- чтобы Вы не играли в этом году новой трагической роли. У Вас еще "Гамлет", над которым Вы будете работать.

   "Гамлет" намечается вторым спектаклем (первым "Пер-Гюнт").

   Но вдруг с "Пер-Гюнтом" произойдет заминка?! Тогда ведь надо открывать сезон "Екатериной Ивановной". Значит, надо быть наготове и тем более энергично не терять времени вначале.

   Что будете еще играть?

   Мне очень хотелось бы, чтобы Вы играли Тартюфа.

   Вот отдохнули бы от трагедии!

   Но это -- в зависимости от многих соображений, о которых я вчера послал Константину Сергеевичу целую кипу листков.

   ...Может быть, еще Тригорин.

   Но все это гадательно.

   Необходим успех "Пер-Гюнта" -- тогда легко будет составлять репертуар.

   Отдыхайте, пожалуйста.

Обнимаю Вас

В. Немирович-Данченко

   Я в Ялте до 5 авг., потом должен съездить на 2--3 дня в деревню. В Москве 10-го.

А. М. ГОРЬКИЙ

   {Из письма.}

1 марта 1912 г.

   Спасибо Вам, дорогой Василий Иванович, за Ваше милое письмо, очень оно тронуло меня, напомнив хорошие дни.

   Все это время я внимательно следил за ростом Вашего прекрасного таланта, искренно радовался успехам Вашим,-- хоть и издали, а все ж приятно смотреть на хорошего человека, который всегда как-то особенно, сердечно нравился мне. Почему-то я все думаю, что Вы, Москвин, Леонидов, Румянцевы весною приедете сюда: будем купаться в голубом море, ловить акул, пить белое и красное Capri и вообще -- жить.

   А между делом -- сочиним пьесу! Драму из быта рыбят? Хорошо было бы, если б явился и сам чародей Константин Сергеевич -- с ним можно бы таких делов наделать -- Европа ахнет! Кроме шуток: приезжайте-ка сюда! Превосходно отдохнете, запасетесь здоровьем, бодростью, многому посмеетесь, многое удивит.

   Поживем -- славно!

   ...Итак?

   Приезжайте, просим душевно!

   Кланяюсь Москвину -- с тоской ждут его тиррентские рыбы, все, на подбор, красавицы. Леонидову кланяюсь, Румянцевым и всем, кто меня помнит.

   И всех зовем сюда: хорошо здесь.

   А Вам еще раз спасибо и крепко жму руку.

А. Пешков

   1/III 912

   Capri

К. С. СТАНИСЛАВСКИЙ

   {Письмо печатается с сокращениями. Ответ В. И. Качалова на это письмо см. на стр. 70.}

1923, 12 июня

Дорогой Василий Иванович!