Когда Василий Иванович кончал читать, мы некоторое время сидели молча, как зачарованные, хотелось слушать его еще и еще, но было стыдно утомлять его, и после нескольких "бисов" мы расходились по своим комнатам. И долго потом не могла я заснуть, в ушах звучал его бархатный голос и перед глазами возникали образы только что слышанного.
Хочется еще сказать о том, какое огромное впечатление произвело на меня выступление Качалова по радио, в детском радиовещании, в монтаже из "Дон Кихота". Казалось, что этот бессмертный образ Сервантеса воскрес, ожил и действует на своей родине, в Испании.
Мы были вместе с Василием Ивановичем в "Соснах" в момент нападения гитлеровской Германии на нашу страну, вместе пережили первые налеты фашистов на Москву. Одновременно отдыхал там и Л. М. Леонидов. Естественно, что наша маленькая группа держалась вместе. Волновались мы, конечно, очень, но Василий Иванович был необыкновенно сдержан и внешне ничем не выказывал своего волнения. Некоторые вражеские самолеты летели на Москву через "Сосны", и фашисты пытались бомбить наш дом, вследствие чего отдыхающие вынуждены были собираться в подвале. И вот, бывало, Василий Иванович спокойно беседует, рассказывает что-нибудь интересное, чтобы отвлечь нервничающих, успокоить Леонидова, страдавшего от припадков грудной жабы, которые, естественно, усиливались во время этих налетов. Повторяю, спокойствие не покидало его, хотя из бесед с ним я знала, как он беспокоится о своей семье.
Это была не последняя наша встреча, так как впоследствии мы виделись с ним в том же доме отдыха не то в 1945, не то в 1946 году, когда Василий Иванович болел и жил в "Соснах", а я приезжала туда на выходные дни и, конечно, непременно заходила к нему.
В последний раз мы мимолетно увиделись с ним в поликлинике Кремлевской больницы, куда он пришел на прием. Ласково приветствовал меня Василий Иванович и сказал несколько теплых слов. Встреча эта ярко стоит у меня перед глазами.
Образ Василия Ивановича Качалова, благородный и светлый, навсегда остался у меня в памяти. Я радуюсь, что его голос, его высокое искусство сохранились для человечества в звуковой записи. Как хорошо, что иногда можно слышать Василия Ивановича, слышать его прекрасный, волнующий, незабываемый голос.
Ф. Н. МИХАЛЬСКИЙ
Поезд подходил к Ленинграду, но не тем давно знакомым путем через Бологое, Малую Вишеру, а откуда-то с севера, от Ладоги. Это было в незабываемые дни 1944 года, когда было разорвано кольцо блокады и вся страна стремилась сказать ленинградцам слова торжества и гордости.
В этом поезде ехала бригада артистов Художественного театра и во главе ее -- Василий Иванович Качалов.
Бригаду встретили военные и встретил Ленинград, еще дышавший недавними боями, с бойницами на угловых домах, с пулеметными гнездами, с домами разбитыми и пустыми, с памятниками, укрытыми пирамидами из песка и теса, с затемненными дворцами и музеями -- свидетелями славы нашей Родины и ее революционного прошлого. Свободно, уже не укрываясь от обстрелов, шли по улицам жители и бойцы, отбившие город от врага, завоевавшие Родине и себе вечную славу.
Сейчас же, с поезда, всей бригадой -- в Дом Красной Армии, в госпитали, на линкоры, на концерты для ленинградцев, для моряков.
И везде с бригадой -- Василий Иванович.
Стремительной походкой, уже живущий тем, что сейчас будет читать, выходит Качалов на эстраду Филармонии. Давно, давно знакомый и любимый зал. Он уцелел в дни испытаний города. Полно народу; здесь -- лучшие люди Ленинграда. Они сами говорят: "Да, сегодня впервые после блокады ленинградцы оделись по-праздничному". Лавиной аплодисментов встречают любимого актера. Опять ленинградцы могут слушать голос Качалова, знакомый и дорогой одним еще с отрочества, другим -- с дней их молодости, с начала зрелого возраста; опять могут наслаждаться его великолепным мастерством.
Он приветствует ленинградцев стихами Николая Тихонова:
Любви поднимем кубок пенный
За счастье всей страны родной,
За всю красу земель бесценных,
За счастье бури боевой!
А затем -- Толстой, его могучие слова, уже ставшие для всех качаловскими словами: "Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю..."
Все бросаются к эстраде, аплодируют. В антракте кто-то рассказывает москвичам: "Бывало, в редкие минуты затишья после тревог и обстрелов мы слушали по радио Качалова; он часто читал "Воскресение", именно эти слова: "...Люди считали, что священно и важно не это весеннее утро, не эта красота мира, данная для блага всех существ..." Мы слушали Качалова, и это напоминало нам тогда, что было время покоя и становления нашей Советской страны, и будет, непременно будет -- и победа, и новая наша прекрасная жизнь".
Поездка в военно-морской госпиталь. В палатах, больших и малых, Василий Иванович говорит с ранеными, расспрашивает их о боях, о людях, защитивших Ленинград, читает им прозу и стихи:
...И сердце колотилось безотчетно,
И вольный пламень в сердце закипал,
И в свисте пуль, за песней пулеметной
Я вдохновенно Пушкина читал...