— Когда перевалит за шестьдесят, начинаешь прощаться с друзьями; после семидесяти это происходит каждый день, постоянно. Раны зарастать не успевают и очень быстро организм ослабевает, так что впору уйти самому, дать всем, так сказать, фору… Вот так однажды и я поступлю, себя от разлук огражу и вечность найду.
Я под руку его с любовью взяла и с собой увлекла.
Тем временем, хозяин, с одышкой и бледный, вышел к собранию с потухшими свечами, хотелось казаться ему величаво — печальным. Но глаза горели неподдельным огнём. Много силы было во взгляде. Много предчувствия радости было в нём.
И начал речами:
— Когда перевалит за шестьдесят, начинаешь прощаться с друзьями; после семидесяти это происходит каждый день, постоянно. И раны зарастать не успевают. И очень быстро организм ослабевает, так что впору уйти самому, дать всем, так сказать фору… Каждый день проститься, а значит и сегодня. Вино всё выпито и есть повод повеселиться. Обиженным не уйдёт никто. Все без принуждения посетили мой дом и пили дорогое вино, зная, что смертельно оно. Правда, выборочно. Кто останется жить — унаследует и разделит поровну всё состояние моё. Что касается меня — мне безразлично, мне всё равно. Меня нет уж давно. Итак, остался час.
И время потекло, закапало. Люди сначала стояли молча.
В пол ноги вросли. Многие речь не понимали. Другие же вовсю плакали.
Изменить ничего невозможно. Слишком поздно.
И стали все страшно рыдать, волосы друг у друга на головах рвать.
От безысходности друг друга пинать и топтать. Кулаками стали других убивать…
Всё было, как ожидалось, той музыке под стать, которая заранее, именно к такой картине и выбиралась. И вот она нежно зазвучала, над кладбищем полилась.
Схватился за горло руками один, второй, дыхания не хватало, вращали дико глазами и… молчали. Извивались в безумных агониях и танец смерти напоминали, на полу кривлялись, лица их ломались.
Третий, четвёртый… Весь оставшийся взъерошенный зал рухнул, как подкошенный. Хозяин стоял и хохотал! И как!
Рваный оскал! Вертел головой, поддержки в пустом доме искал!
И хохотал, хохотал, хохотал!!!
Я по привычке за камеру взялась и фотографии делать приладилась.
Теперь мой друг подходит ко мне и зовёт танцевать, следующие слова произнеся:
— Хладнокровное убийство в Высшем Свете. И мы с Вами за это в ответе. Как стоило им сюда войти, так сделали они свой выбор, другого пути им не суждено было пройти. Это дело — рутина, поверьте. Потом фотографии свои на стену примерьте. Должны, как всегда, подойти. Больная психика на поиски новых жертв толкает, которых он привлекает, помещая в газетах объявления, словами начиная:
«Любят вино, любят музыку и танцевать. Любят фотографироваться и рисковать. За деньги готовы Дьяволу душу продать. И любят по поводу и без повода пропадать».
Стена пополняется кадрами, которых скоро будет не счесть, ведь я не просто так получаю у Него зарплату.
Я фотограф по имени Смерть.
****
Осенний сад унылый,
Усталый и
Отблестевший красотой,
Гладиолус милый.
Нет, я не предам.
В тишине каштаны и грецкие орехи.
Падают.
То тут, то там.
Здесь, в моём маленьком саду,
Где я повод для восторга найду,
Меня ждали тысячи чудес.
Как за плотной дверью,
Не слышно бури здесь.
И ничто не тревожило моё сердце.
Я позволила тебе заглянуть в мой зачарованный сад.
Прекрасным розовым пламенем горел закат.
…Но то был обман. Был он багрян…
Теперь щемящей грусти я полна.
Восторги отзвенели.
И не искрят глаза.
И сердце моё немеет.
Время разлук…
Стою у окна, вдаль смотрю, сквозь скучный сад
И слышу звук:
То в саду одинокие качели тоскливо скрипят.
****
Хочешь видеть свет?
Закрой глаза.
Чем отличается горизонт от могилы?
Ничем. Полоса…
****
Возьму себя в руки, в чём нет смысла. Хочу быть неслышной. Травой хочу стать зелёной. Рассуждать хочу свободно. Жить хочу неподвижно.
Расстели меня, как мягкое пушистое, ворсистое одеяло.
Только так тебе будет уютно.
Только так ты будешь сидеть абсолютно.
Только так я не почувствую себя лишней.
Только так я с широким размахом умру.
Как и всегда хотела — пышно.
****
Где-то мужик в галошах печально и тихо-тихо свистит.
Ох, радость-то какая!
Уж осень на пороге.
Милая. Сырая. Злая.
Небо цвета золотистого хлеба.
Висит повсюду кусками туман.
Не ведая обман, затихла вода в пруду.
Под опавшими листьями дорогу домой, боюсь, не найду.
Природа замерла, в ожидании. Лишь резвые птахи…
Деревьям не ведомы страхи.
Безразличны погоде надежды и грёзы. Смех и слёзы.
Где-то мужик в галошах печально и тихо-тихо свистит.
Красиво кругом. Приятные глазу обзоры. Не всегда их можно понять.
Воздух свежий не унять.
А в поле пустом есть загон.
Там конь смиренно стоит. Иль просто ходит.
Тот самый, что любит просторы. Без шпоры.