Матвей отложил телефон на столик, налил себе виски и вместе со стаканом пошел к окну. Ему нравилось вечерами смотреть на засыпающий город. С такой высоты – восемнадцатый этаж – можно было разглядеть спичечные коробки машин и пузатых, укутанных по-зимнему человечков. Матвей улыбнулся, увидев привычный пейзаж. Его привлекали постоянство, маленькие ежедневные традиции и ритуалы. Они делали жизнь понятней, позволяли быстро приходить в себя после любого стресса – это открытие уже много раз спасало Матвею жизнь.
Перед сном он еще раз прокрутил в голове события дня, сделал пометки в планировщике, позвонил Софочке, дорогому секретарю, проверил будильник и, закрыв глаза, одними губами беззвучно прошептал:
– С днем рождения, Кирюша.
Во сне они с Кирюшей стояли на забугорном красивом пирсе возле чудесной яхты, купленной вскладчину, чтоб клеить баб и пожинать плоды успешного бизнеса. Кирюша тогда выглядел как мечта Голливуда, следил за собой и даже нанял персонального стилиста. Матвей уже нашел Настеньку, счастливо жил с ней второй год и мечтал о сыне. Это была их с Кирюшей последняя поездка за бугор. И яхту Матвей больше не видел.
Все завертелось, смешалось в один яркий ком – как в жизни – и рухнуло в черноту. Кирюша успел соскрести все сбережения до копейки, сбросив их то ли в Сингапур, то ли на острова, Матвей до сих пор не мог разобраться в том темном деле. Уезжал миллионером, вернулся бомжем, без гроша за душой. Настенька стоически терпела полгода, но перейти с японской кухни на подмосковную для нее стало немыслимым подвигом – уехала к маменьке, а оттуда уже нашла себе нового «Матвея», и поминай как звали. К женскому полу Матвей с тех пор питал далеко не настолько нежные чувства, как ожидал от себя, а до мужского не дошли руки. Все уходило на то, чтоб кормить самого себя и родителей.
Мать тяжело переживала уход Настеньки, беспокоилась за сына, да так сильно, что слегла с инфарктом. Больничные счета вытягивали последние соки Матвея, а когда отец-пенсионер вышел сторожем и схватил на первом же дежурстве пулю в колено – семейство оказалось на грани. Нашлись добрые люди, помогли выходить Нину Сергеевну, но отец подняться на ноги так и не смог. Матвей крутился как уж на сковородке, пытался одолжить, выиграть, заработать, добрался до мелкого жульничества, но вокруг было слишком много таких же разорившихся, отчаявшихся людей, поэтому уже через два года он остался совсем один, похоронив по очереди отца с матерью.
Внезапно обнаружилась Настенька – бог знает, как смогла раздобыть сведения про непутевого бывшего, но пришла одна, молча положила на стол пачку зеленых и вышла, тихо прикрыв дверь. Больше они не виделись и не пытались друг друга искать, а деньги Матвей – все до копейки – вложил в новое дело.
Во сне Настенька, мама, отец, Кирюша – все выглядели молодыми и счастливыми, а Матвею от этого было еще больней, потому что он хорошо понимал, где начинается сон и заканчивается реальность. В конце концов, клубок чужих фигурок сжался до крохотных размеров и стал похож на пулю, которая пролетела сквозь грудную клетку Матвея, с корнем вырвав сердце. Он сел на постели, жадно хватая ртом воздух.
Кошмар повторялся нечасто – только в те дни, когда старая жизнь давала о себе знать, как, например, вчера. Матвей надеялся, что исполнитель позвонит еще раз и уточнит по поводу «упаковки». На часах было четыре утра. Не дождавшись звонка будильника, он пошел в душ – приводить себя в порядок.
В пять утра позвонила Софочка: пожелала доброго утра, продиктовала биржевые сводки, самые интересные заголовки таблоидов, назвала интересную премьеру на вечер – Матвей любил ходить в театр – и посоветовала пообедать в небольшом китайском ресторанчике на окраине столицы с потенциальным деловым партнером. Матвей все одобрил, поблагодарил и ушел на беговую дорожку, подключив к наушникам зарубежную радиостанцию.
Ему хотелось отвлечься от телефона, но взгляд то и дело скользил по разбитому экрану. В шесть, когда подъехал водитель, Матвей проклял мир последними словами и сам набрал номер.
– Вы проверили упаковку?
– Разбираемся, – нервно ответил голос.
– Разбираетесь?! – Матвей замер и снова ощутил жар. От этого жара было до тошноты противно.
– Матвей Палыч, нам бы двигать, пробки ведь, – жалобно поторопил молодой водитель. За два года работы он уяснил, что шефа можно считать человеком.
Матвей осадил его вытянутой вперед ладонью, что в переводе с языка жестов шефа означало: «Заткнись и жди».
– Есть небольшая заминка, встретимся – обсудим, – добавил голос из трубки, снова прервав связь без прощания.
Матвей начал злиться, и пока они ехали в центр, порывался «надрать задницу» всем автолюбителям столицы.
В восемь часов утра была назначена встреча, которую Матвей не помечал в планировщике и не объяснял Софочке, и разговоры с неизвестным из трубки намекали ему, что встреча пройдет совсем не так, как он рассчитывал.