Сбытчик. Плата за шантаж. Топор

— …маньяка, мистер Лэссер. Единственное, чего мы хотим, это удалить ее из нашего квартала и отправить туда, где ей место. Мы решили так: либо вы добровольно поместите ее в больницу, мистер Лэссер, либо вы добьетесь того, что ею заинтересуется полиция, власти, что ей начнут задавать вопросы. Вы думаете, она выдержит допрос с пристрастием, мистер Лэссер? Так как, поладим?

— Она никого не трогает.

— Она у нас поперек глотки, мистер Лэссер, и нам осточертело извиняться за маньяка, который живет в нашем квартале.

— Но она никого не трогает, — повторил Лэссер.

— Мистер Лэссер, хватит болтать. Послушайте. Мы даем вам срок до утра понедельника. Решайте. Если к тому времени вы сообщите нам, что вы договорились с кем надо и вашу мать заберут в больницу, прекрасно, мы пожмем друг другу руки и выпьем за хорошие отношения. Если же вы ничего нам не сообщите к этому сроку, мистер Лэссер, то мы пойдем в полицию и скажем, что ваша мать не была дома в тот день, когда был убит ваш отец. И пусть они сами расследуют.

— Я н… н… не хочу кофе, — пробормотал Лэссер.

Карелла не обратил внимания на его возражения. Когда принесли кофе, они спросили его, какой он любит — черный или со сливками, и Лэссер ответил, что он пьет черный. Сколько кусочков сахара, спросили его, и он сказал, что пьет без сахара. Он хочет вернуться домой, к матери, сказал он. Он не должен был оставлять ее одну на такое длительное время.

— Мистер Лэссер, — спросил Карелла, — а что, если бы мы поверили вашему заявлению?

— Какому заявлению?

— Что вы убили отца.

— А, это.

— Допустим, что мы поверили бы вам, допустим, что вы предстали бы перед судом и вас осудили бы…

— И что?

— Мистер Лэссер, а кто бы тогда заботился о вашей матери?

Лэссер смешался.

— Я не подумал об этом, — сказал он.

— Выходит, хорошо, что мы вам не поверили?

— Да, наверное, так

— Мы пошлем с вами полицейского, он проводит вас, мистер Лэссер, — сказал Хейвз. — Как только вы допьете кофе…

— Я могу сам добраться до дома.

— Мы знаем, что вы можете, сэр, — мягко сказала Хейвз, — но мы хотели бы…

— Я могу взять такси, — сказал Лэссер.

— Вы не причините нам никаких хлопот, поверьте, — сказал Хейвз. — Мы вызовем нашу машину по радио…

— Я возьму такси, — сказал Лэссер. — Я приехал сюда на такси. Я… я… я не хочу, чтобы полицейская машина подъехала… к моему дому. Довольно уже было визитов полиции с тех пор… с тех. пор, как умер мой отец. — Лэссер сделал паузу. — Он был неплохим человеком, поверьте. У меня… никогда не было к нему любви, я… я должен признаться, что не мог заплакать, когда узнал, что он… он… у… умер, слез не было, но он был неплохим человеком. Он послал меня в хорошую школу и поместил маму в частную клинику, он был совсем неплохим человеком.

— Откуда он брал средства на это, мистер Лэссер? — внезапно спросил Хейвз.

— Средства на что?

— На школу. На клинику.

— Он служил в другом месте в то время, там больше платили, — сказал Лэссер, пожав плечами.

— Как это? Вы хотите сказать, что он не был привратником в 1939 году?

— Он был, но в лучшем доме. Не в районе трущоб.

— Где же?

— В деловой части города, — сказал Лэссер.

— Где именно?

— Гэннинг, 1107. Вы знаете этот район?

— Думаю, что да, — сказал Хейвз. — Это в финансовом… — и оборвал себя на полуслове. — Так говорите, Гэннинг, 1107.

— Да. .

— Ваш отец был привратником в доме 1107 на Гэннинг-стрит в 1939 году?

— Да, а что?..

— Стив, — сказал Хейвз, — Сигги Рур служил в компании «Кэвано и Пост» в 1939 году.

— И?

— Ее контора находится на Гэннинг, 1107,— сказал Хейвз.

Сигмунд Рур еще не вставал с постели, когда детективы постучали в его квартиру. Он спросил: «Кто там», и они ответили: «Полиция». Он пробормотал что-то, они не разобрали что, и подошел к входной двери. Он накинул поверх красной в полоску пижамы синий халат с замысловатым** рисунком и завязал пояс.

— Что опять? — спросил он. — Снова гестаповские приемы?

— Всего несколько вопросов, мистер Рур, — сказал Карелла. — Не возражаете, если мы зайдем?

— Как будто вам не все равно.

— Конечно, не все равно, — ответил Хейвз. — Если бы вы возражали, мы, возможно, арестовали бы вас, отвезли в участок, посадили. А если вы не возражаете, то мы мирно и по-дружески побеседуем, без всяких обвинений и контробвинений.

— Да уж, по-дружески, — сказал Рур и провел их в комнату. — Я только что встал, — сказал он. — Я должен выпить кофе. Не могу разговаривать, пока не выпью чашку кофе.

— Мы вас не торопим, мистер Рур, — сказал Карелла. — Это дело ждало с 1939 года, подождет еще.

Рур метнул на Кареллу подозрительный взгляд, но ничего не сказал и пошел на кухню. Он поставил кофеварку на плиту и вернулся в комнату, сел напротив детективов, но не произнес ни слова, пока кофе не закипел. Затем, отхлебывая кофе, он спросил:

— Почему вы заговорили о 1939 годе?

— Может быть, вы сами скажете нам, мистер Рур?

— Я не знаю, о чем вы говорите, — ответил Рур.