Счастье играет в прятки: куда повернется скрипучий флюгер

Яркий свет разогнал страх, созданный воображением. Обычная, немного спартанская обстановка комнаты совершенно успокоила Марину. Лодочник узнал Ника и уважительно пожал ему руку. Он и в самом деле был рад. На фоне озера, причала с радостными разноцветными флажками, среди прогулочных катеров и лодок, в белой фуражке, лодочник выглядел внушительно, а дома превратился в совсем другого старика — немного загадочного, с непроницаемым взглядом. На вопросы о здоровье он только отмахнулся и усадил их есть отличную жареную рыбу, и даже тарелки мыть не разрешил.

— Что это? — Марина глядела на раскрытое старинное Евангелие, лежащее на приступочке деревянного шкафа с глухими дверцами.

Ник повис над плечом, и они листали страницу за страницей, рассматривая миниатюры, пышные заставки титульных листов и тонкий орнамент. Сказочные крылатые грифоны, сенмурвы и сфинксы соседствовали здесь с обыкновенными, неволшебными слонами, козами и зайцами.

Они застыли над изображением Богоматери. Необычные — глубокие синие, густо-красные и пепельно-лиловые тона — словно неожиданное дуновение ветра обнажило под сизым пеплом вспышки пламени. Ник удивленно поднял голову:

— А она похожа на тебя!

Двумя ладонями пригладил подружке волосы, отведя их от лица, повернулся к лодочнику:

— Правда, похожа?

— Все женщины похожи на нее, — ответил тот, глядя на Богоматерь.

— Удивительная книга, — сказала Марина. — У нашей Доры тоже есть Евангелие, только современное, на глянцевой бумаге, с картинками из фильма «Иисус». Прямо как журнал. Кажется, бесплатно присылали по почте. Это совсем не то… Удивительная книга, — повторила она.

Лодочник незаметно улыбнулся, непроницаемый взгляд смягчился и потеплел.

— От отца мне досталось много удивительных книг. Многие я собирал сам. Тебе интересно?

— Конечно!

Старик поднялся, открыл свой глухой шкаф и начал молча доставать оттуда большие старинные книги в переплетах, в чеканных окладах.

— С застежками! — по-детски обрадовалась Марина, даже в ладоши хлопнула.

И Ник глядел во все глаза, как на столе перед его подружкой возникали Коран и Библия, книги церковных песнопений, записанные древней нотописью, лечебник с рецептами средневековых снадобий, Псалтыри и Четьи Минеи, пособия по астрономии, учебники, судебник, географические карты…

Они листали и разглядывали это богатство весь вечер. Лодочник, видя интерес Марины, и сам увлекся и достал совсем уж редкие книги, апокрифы — Евангелие от Фомы, от Магдалины, Евангелие изречений, где нет привычной событийной канвы и записаны только слова Иисуса.

— Такое бывает?! — шепнула Марина Нику — то ли о книгах, то ли о самом старике.

Глава 31

Обратно Марина шла в полнейшем гипнозе.

И в короткие счастливые годы, и в тягостные десятилетия войн оплывают свечи в узких темных кельях, и на донышке остается чернил, настоянных на железной ржавчине и кожице молодого грецкого ореха. Не прерывается великий труд — создаются научные трактаты и поэмы, переписываются книги древних авторов. «…во времена бедствий и годину войн увозите книгу эту в город и скроите ее…» Со свистом и воем летят узкоглазые орды, горят города, расхищаются церкви, корчатся в пламени драгоценные рукописи. Истлели и окаменели те, что спрятаны в тайниках и пещерах — их гибель следует за гибелью людей, пытавшихся их сохранить. Утрачены тысячи, уцелели единицы. И тут, в никому не известном домишке…

В никому не известном? Стоп. Не может быть…

Было уже за полночь, они шли через уснувший парк. Взволнованный и сбивчивый рассказ о базарном кульке из листов старой книги, о музейщике дяде Алике, который вот уже второй месяц разыскивает таинственного коллекционера, и озарение, что это и есть лодочник, нисколько не встревожили Ника.

— Но ты же им ничего не расскажешь, — заключил он утвердительно.

Марина словно споткнулась на бегу.

— Как ничего не расскажу? Я же целый час тебе толкую, как для человека это важно. Он ученый, он работает с книгами, а если лодочник распродаст их по одной всяким проходимцам…

— Тише ты. Об этом не кричат. Ничего он не распродаст.

— Откуда ты знаешь?

— В них вся его жизнь, ты что, не поняла? Он их собирал не для того, чтобы на этом нажиться. Он знает, что владеет сокровищем, только для него смысл не в том, чтобы владеть, и не в том, что это сокровище…

— Можешь не разжевывать, я не идиотка, — обиделась Марина. — Понятно, что такой книгочей никогда не расстанется со своими книгами. Но ведь это небезопасно, в конце концов, держать такую библиотеку в этом сарае, в трущобах…

— Ну вот, ты сама все понимаешь, — успокоился Ник. — Зачем же ему раскрываться? Около него и так уже начали виться проходимцы, как ты говоришь. Когда он просил меня продать те книжки, он тоже болел, и с деньгами совсем было туго. Я сколько на бензоколонке зарабатывал — все равно не хватало, да он и брать не хотел, гордый. Тогда я еду ему покупал и лекарства — принесу, и все. Назад не понесу. Но говорю, все равно не хватало, вот и засветились с книжками. Он же их никогда никому не показывал, а теперь даже музейщики твои — и те уши топориком.

— А еще кто?