Счастье мне улыбалось

Такой прекрасный состав постановочной группы, прекрасный состав исполнителей, но главное, качественный музыкальный и драматургический материал — все предвещало успех нашего спектакля, над которым все работали с увлечением. Сдавали мы «Катрин» художественному совету 28 декабря 1984 года. Как тогда было положено, в зале присутствовали и представители Управления культуры, некоторых творческих организаций. От Союза композиторов пришел Ян Абрамович Френкель. Когда мы отыграли спектакль и стали ждать начала обсуждения, то его просто не было — ничего обсуждать не стали. Единственный, кто выступил, был Френкель: «Я считаю, что это праздник, полный шампанского. И вообще, чего тут обсуждать? Все и так ясно — спектакль надо выпускать». Потом эти же слова о празднике и шампанском он повторил в своей статье, которая появилась в «Советской культуре» после премьеры «Катрин». А сыграли мы ее уже через день после сдачи — накануне Нового года, 30 декабря. Зрители приняли наш новый спектакль с восторгом.

И какой же неприятной для нас неожиданностью после такого успеха стала разгромная статья в «Неделе», где очень способный театральный критик не оставил от «Катрин» камня на камне. В ней было собрано все, что могло сыграть против нас, даже такие мелочи, как «кикс» в оркестре или то, что во время спектакля сломалась ножка у кушетки, на которую опустился Лефевр-Барынин (а он мужчина крупный). Словно такого рода мелкие, неизбежные в театре казусы имеют отношение к общему уровню спектакля. Сейчас противно об этом вспоминать, но тот, кто заказал эту статью, потом сам откровенно признался, что писалась она при нем.

У этой истории есть продолжение. Недавно автор статьи позвонил мне и попросил дать интервью. У меня не было никакого желания встречаться с ним, о чем я ему откровенно и сказала. Он удивился: «Почему?» — «Вы талантливый человек, но когда талантливый человек пишет по заказу такие статьи, это мерзко. Между прочим, «Катрин» уже шестнадцатый год и по-прежнему с успехом идет у нас в театре». — «Я рад». — «Я тоже…»

К счастью, есть и другие театральные критики, которые относятся по-доброму к нашему театру. Среди них широко известный Борис Михайлович Поюровский и Валерий Сергеевич Модестов, который пишет не просто рецензии, статьи, а настоящие театральные эссе. Сейчас он готовит книгу о нашем театре… Спасибо им обоим…

К сожалению, Саша Дмоховский не успел увидеть на сцене своего творения — он совсем немного не дожил до премьеры «Катрин». Умер внезапно — поехал получать какой-то гонорар и прямо у кассы вдруг почувствовал себя плохо… Было Саше всего 46 лет…

Я тогда уехала на гастроли и, когда звонила в Москву перед возвращением домой, Анатолий Львович ничего мне не сказал. Он встретил меня на вокзале, мы сели в машину, и тут я что-то почувствовала — словно что-то оборвалось внутри, что-то толкнуло меня спросить: «А где Саша?» А Саша и не должен был меня встречать, не должен был приезжать на вокзал… Но по какому-то наитию я вспомнила его именно тогда. Может быть, по настроению Анатолия Львовича поняла… Они с Сашей были очень близкими друзьями, относились друг к другу удивительно тепло.

Конечно, Саше Дмоховскому еще в детстве пришлось столько пережить из-за трагической судьбы родителей, но его раннему уходу немало способствовали и другие переживания. После развода с первой женой он долго не мог с ней разменяться: она всячески препятствовала этому, не желая расставаться с их огромной квартирой. Наконец после всякого рода сложностей размен состоялся, и Саша со своей второй женой Наташей получил небольшую квартиру. Начали перевозить туда книги, которых у Саши было очень много, и он таскал эти тяжелые пачки с Солянки, где жил с Наташей у тетки, куда-то в район проспекта Мира. Он ни разу даже не успел переночевать в новой квартире. Наташа осталась одна. И все шестнадцать лет хранит ему верность. Они были удивительно гармоничной парой. Саша, внешне не красавец, но такой обаятельный, интеллигентный, такой умница… И Наташа — высокая, интересная женщина. И вот одна. Сколько раз мы говорили ей, что так нельзя. Но после Саши для нее никто не существует: «Я не вижу никого, равного ему… Я живу с Сашей… Он всегда со мной…»