Глава 11
Хульда еще издали увидела, что сегодня Берт повязал пятничный платок. У него было по одному платку на каждый день недели. Если жители Шенеберга вдруг забывали, какой сегодня день, им достаточно было взглянуть на владельца газетного киоска. Сегодня у него на шее красовался шелковистый светло-голубой экземпляр, яркий, как небо.
Большая площадь за киоском была пуста, только несколько голубей бродили вокруг, ссорясь из-за оставшихся крошек, словно вздорные старухи. Завтра базарный день, и народу здесь снова будет пруд пруди. За площадью неусыпным величественным стражем возвышалась краснокаменная церковь Святого Матьяша с остроконечным шпилем и высокими готическими окнами.
Хульда спрыгнула с велосипеда, привязала его к столбу и перешла через дорогу. Она держала путь к киоску, в котором Берт продавал газеты, сколько она себя помнила. Маленький стеклянный фонарь на крыше блеснул, поймав солнечный лучик. Зимой рано темнело, и Берт в это время обычно уже зажигал газовый фонарь, но летом можно было сэкономить: площадь освещало заходящее солнце.
– Добрый вечер, Берт, – сказала Хульда и улыбнулась своему старому другу. Помимо шелкового платка на нем были расшитый жилет, накрахмаленная рубашка, подтяжки, тщательно выглаженные брюки и сюртук. Берт всегда так одевался. Вещи он, судя по всему, гладил себе сам, поскольку был холостяком и жил один – в квартире за углом. Однажды Берт рассказал, что у него есть небольшой патефон и что по вечерам он слушает любимые пластинки. Хульда никогда не бывала у него дома.
Они предпочитали болтать здесь, на площади, в окружении шелестящих газет и журналов, с обложек которых на них смотрели важные личности, словно составляя им компанию. «Как странно, что я почти ничего не знаю о Берте», – вдруг подумала Хульда. Берт с его элегантной одеждой и понимающей, порой насмешливой улыбкой казался такой же неотъемлемой частью базарной площади, как фонарные столбы.
Берт улыбнулся из-под закрученных усов.
– Милая Хульда! Какая честь видеть вас в моей скромной лавке. Так поздно, а вы еще в делах?
– Долгий выдался денек. Я только что из Нойкельна, – сказала Хульда и пробежалась глазами по заголовкам вечерних газет. – Эти курсы повышения квалификации отняли много времени, но, к счастью, скоро они закончатся. – Потом она кое-что вспомнила и добавила: – Погодите минутку, у меня для вас подарок.
Хульда принялась рыться в кожаном саквояже, который таскала с собой весь день. Она чувствовала себя измученной и на удивление грязной. Все утро она провела с Лило, а после обеда поехала в женскую клинику, где выслушала длинную лекцию напыщенного врача-гинеколога. Этот мужчина, который, судя по всему, не принял ни одного ребенка, заявил, что женщины должны рожать только в одном положении, а именно – лежа на спине в постели. Этого требуют обычаи и приличия, а также анатомия. Хульду так и подмывало рассказать ему о Лило, которая прекрасно родила стоя, и о многих других женщинах, разрешавшихся от бремени в самых разных позах. Во взглядах остальных акушерок, устремленных на придурка на трибуне, читались те же мысли. Потом Хульда взяла себя в руки.
Для акушерки критиковать врача, да еще и светоча медицины, было немыслимым преступлением. Да и вообще, если ты женщина и задаешь слишком много вопросов, то тебя, ничтоже сумняшеся, обзовут истеричкой.
Кроме того, врачи в большинстве своем относятся к домашним родам скептически, и Хульда все чаще думала о том, чтобы со временем пойти работать в клинику. Конечно, ей нравилось быть независимой, общаться с роженицами, болтать с ними вполголоса в полумраке спальни, пока младенцы спят, но…
Но какое будущее ее ждет? Стареющей акушерки, считай – повитухи, которая не развивается, не учится, а лишь передает старые знания, пока не иссохнет, и которой придется конкурировать с государственными медсестрами из родильных домов?
Акушерка немногим лучше уборщицы или служанки, потому что все лавры достаются врачам.
«Честолюбие тебя погубит, душечка», – любила говорить ей мать. Хульда пылко возражала, но, оставаясь наедине сама с собой, признавала: да, она честолюбива. Она хочет сиять, если есть возможность. В начищенном до блеска наборе родильных инструментов собственное отражение намного яснее и четче, чем в осколке зеркала на заднем дворе. Поэтому врачи должны поверить, что Хульда ловит каждое их слово, ведь без их поддержки женщине не пробиться.
В перерыве подавали некрепкий, но настоящий кофе с печеньем, и Хульда, питающая слабость к сладкому, подумала, что пришла не зря. Больше всего она любила шоколадные конфеты, но с готовностью проглатывала все, в чем был хотя бы намек на шоколад.
Наконец она отыскала в саквояже то, что искала, а именно – маленькую картонную упаковку и круглую жестяную коробку.
– Вот, держите. Настоящий венгерский воск для усов и повязка!
– Это мне? – притворно изумился Берт, принимая протянутые гостинцы. – Чем я заслужил такие сокровища?