Счастье момента

В этом году мы, медсестры, приложили все усилия, чтобы создать в лечебнице праздничную атмосферу. У нас даже елка есть – лесничий принес. Мы поставили ее в холле. Однако правительство заявило, что надо экономить, поэтому на каждую елку можно прикрепить всего по одной свече. Всего по одной! Как печально эта свеча будет светить в темном, холодном холле, который мы не можем отапливать, ибо в эту суровую зиму угля у нас тоже нет…

На улице идет снег и завывает ветер, скоро начнется настоящая метель. Пациенты с ясным умом стонут от холода и голода, но даже те, у кого помутился рассудок, хнычут и безмолвно просят еды. Их неделями кормили только супом из брюквы, в котором вместо мяса – серые телячьи зубы, но иногда и тех нет.

Люди начали умирать от голода. Я пишу эти слова и не могу поверить, что они вышли из-под моей руки. Мы обрекаем наших подопечных на голодную смерть. Как такое возможно? Они умирают в кроватях, истощенные до костей. Говорят, такое происходит по всей стране – денег нет, больные голодают. Дети в Далльдорфе тоже голодают, и как мне сообщили, некоторые тоже умерли. Что это за война такая, которая безжалостно уничтожает наш народ?!

Здесь есть один солдатик, за судьбу которого я особенно переживаю. Разум его ясен, но он страдает от нервного расстройства и падучей болезни. Улучшений нет. Иногда, когда позволяет время, мы разговариваем. У него есть жена и дети. Мне пришлось побрить его налысо, когда он приехал (если не бороться со вшами, они всех тут сожрут), но сейчас его светлые кудри немного отросли. Он выглядит моложе, чем есть на самом деле, и мне порой не верится, что его детки уже ходят в школу. Однажды он показал мне фотографию, на которой были запечатлены худощавая женщина с изнуренным лицом и двое очаровательных ребятишек. Мальчик похож на отца как две капли воды, а девочка вся в веснушках, как мать.

Солдатик заплакал, когда я спросила, когда он в последний раз виделся с семьей. Оказывается, он провел на фронте больше двух лет, успел побывать и во Франции, и в Бельгии, а потом заболел нервным расстройством и попал к нам. Многим пациентам запрещено связываться с внешним миром, врачи говорят, это мешает выздоровлению. Они боятся, что солдаты заразятся истерическими настроениями своих жен и заболеют еще сильнее. Солдатик очень хотел послать семье рождественскую открытку и умолял помочь. Я ничего не обещала, но вчера он сунул мне записку и снова принялся умолять. Сказал – быть может, просто чтобы растрогать меня, – что написал семье обо мне, что назвал меня ангелочком, который присматривает за всем отделением. Что за глупая лесть!

Однако я взяла письмецо и спрятала в карман халата. Теперь стоит мне наклониться, как я чувствую шелест бумаги. Я пока не решила, что делать. Я не хочу рисковать работой, но… как мне отказать бедняге в желании послать весточку жене и детям? Еще и на Рождество? Я же не зверь какой! Наверное, по дороге домой я брошу письмецо в почтовый ящик. В наступившие бесчеловечные времена мы должны оставаться людьми, иначе какой во всем смысл?

Глава 26

Воскресенье, 11 июня 1922 года

Хульда стояла под моросящим дождем и вместе с семейством Херрманов ждала машину «Скорой помощи». Наконец на Моцштрассе въехал черный «Даймлер» с закрытым верхом. Санитары помогли Хедвиге залезть внутрь и уложили ее на носилки, хотя она настаивала, что в этом нет необходимости. Густав сел рядом с женой.

Хульда поднялась следом и погладила Хедвигу по руке.

– Доверьтесь врачам, – сказала она.

– А вы со мной не поедете? – умоляюще посмотрела на нее Хедвига.

– Не могу, – с сожалением ответила Хульда. Врачи терпеть не могут, когда в больницу заявляются посторонние и начинают рассказывать, как лечить пациентов. – У семи нянек дитя без глазу, – объяснила она, когда разочарование Хедвиги кольнуло ее, словно укол. Она ненавидела чувствовать себя предательницей, но работа требовала от нее ответственности. А в этом случае нужно было как можно скорее передать Хедвигу врачам, потому что ее, Хульды, возможности имели границы. С эклампсией ей не справиться. Поэтому девушка еще раз сочувственно потрепала Хедвигу по распухшей руке и выбралась на улицу. Она махала вслед черному автомобилю, пока тот не скрылся за углом. Ее подташнивало. Что теперь будет с Хедвигой?

Хульда повернулась к магазину и увидела двух девочек с косичками, прижимающихся лицом к оконному стеклу. Катинка и Иоганна широко раскрытыми глазами наблюдали за тем, как их родителей увозит машина скорой помощи. Госпожа Зигель и служанка стояли рядом с ними. Хульда помахала девочками, и Катинка, младшенькая, осторожно помахала в ответ.

Погрузившись в глубокие раздумья, Хульда направилась вдоль Моцштрассе, а потом свернула на площадь Виктория-Луизеплац. Там она отыскала телефон-автомат, но юный женский голос сообщил, что комиссара Норта нет на месте. Хульда несолоно хлебавши повесила трубку и пошла дальше. По-видимому, в это воскресенье у Карла выходной. Стоит за него порадоваться.