Счастье среднего возраста

— Сейчас же! Нельзя Ирину пугать, представляешь, что будет, если она их увидит! И Колю подставлять нельзя!

— Романова! Прекрати панику! — прикрикнул Иван. — Никто сюда не приедет! Коле позвонят, когда они на станции нарисуются!

— Кто позвонит?

— Пошли, Александра Владимировна, лучше на речку, поплаваем, — доброжелательно предложил он.

Встал, потянулся всем телом, хрустнув костями.

— Гуров, я тебя сейчас пристукну, точно! — пообещала Сашка, подскакивая и вскипая негодованием.

— А как же спасение Родины?

— Родина переживет эту потерю!

— Саш, Коля у нас человек известный во всем районе и области. Его здесь уважают, преклоняются и побаиваются, и любые его просьбы, если таковые есть, исполняют со рвением. Конечно, его знают все бомбилы города, и не только они. Он сказал парочке знакомых, если кто начнет о нас расспрашивать, сообщить ему. Сообщат мгновенно, попутно запудрив мозги спрашивающим. По моим расчетам, раньше часов двух дня братки не объявятся. Мы поплаваем — вода в речке теплющая. Познакомишься с Колиными соседями. Чудесные старики, одной с ним семьей живут, вчера не показались из деликатности, не хотели мешать. Иру свою успокоишь, посидим, пообедаем, а потом неспешно двинем назад, в Москву.

— А что, вчера ты мне это объяснить не мог, разведчик хренов! — бушевала Сашка, скорее от облегчения.

— Ну, извини…

— Не извиню!

Она развернулась и пулей вылетела из сеновального царства.

— Саша, Саша!

К ней из огородных грядок бежали два белоголовых ангелочка. Саша опустилась на колени, прижала их к себе, зацеловала:

— Вы мои зайчата сладкие! Вы мои маленькие!

— Мы кроликов смотрели!

— И лошадку!

— И коровку!

— А баба Лукишна нам пироги печет!

— А мы клубнику едим!

Сашка смотрела на их счастливые перепачканные клубникой мордашки и не могла поверить! Как? За одно утро и так просто?

Конечно, не все так просто и не в одно утро, но боже мой! Боже мой! Она за восемь месяцев такого добиться не могла — они цеплялись за нее или Ирину и ходили везде, как хвостики, боясь, что эти единственно надежные в их мире женщины могут исчезнуть куда-нибудь!

А тут! И кролики, лошадки, и «клубнику едим», да еще Лукишна — сразу и пироги печет! И не держатся ни за кого!

Сашка быстренько справилась с навернувшимися слезами облегчения, чтобы не напугать маленьких.

— Ну пошли. Покажите мне, как вы тут! — Она поднялась с колен и взяла их за ладошки.

На летней кухне вовсю топилась печь, пожилая женщина раскатывала на столе тесто, завидев их процессию, широко улыбнулась, разгоняя по лицу симпатичные морщины доброго человека.

— Проснулись! Вы Сашенька, Коля рассказал о своих гостях. Как спалось?

— Как в сказке! — радостно призналась Сашка.

Дети не жались пугливо к ней, как обычно при появлении любого человека, а подбежали к столу, быстро и сноровисто забрались на лавку.

— Ну что, пострелята, — улыбаясь, спросила женщина, — будете со мной пирожки лепить или пойдете клубнику щипать?

— Лепить!

— Щипать!

И все это радостно, без испуга! Спасибо тебе, Господи!

— Ах вы мои ангелочки! — засмеялась старушка. Вытерла руки о фартук, прижала детей к себе и расцеловала в макушки.

Сашка была потрясена до немоты, с места двинуться не могла! У нее внутри все замерло — только бы не спугнуть! Старушка кинула на нее быстрый острый взгляд.

— Идите, ягодки поешьте, — сказала детям.

Они скатились с лавки и побежали в огород.

— Да в ведерке полощите, что Коля дал! — вслед им напомнила женщина и, повернувшись к Сашке, представилась: — Я Серафима Лукинична, все просто Лукиничной зовут, а мужа маво — Ильичом. Я тут пироги затеяла, надо пострелят подкормить, худые больно, да и вас побаловать!

— А где Ирина? — спросила Санька.

— Ирочка-то? Так они с Колей на речку пошли, купаться.

— Что-о?! — до глубины души поразилась Сашка. Она, не глядя, села на лавку, уставившись потрясенно на Лукиничну.

Этого не может быть!

— А чего такого-то? — подивилась Лукинична, вприщур глянув на Сашку. — Вода хорошая, теплая. Чего не поплавать-то?

Сашка прижала обе ладони к губам, борясь со слезами радости, рвущимися фонтаном наружу.

— Ты чегой-то, плохое что подумала? — насторожилась Лукинична.

Сашка энергично замотала головой, не в силах ничего сказать. Вот не могла, и все — либо говорить, либо со слезами бороться!

Справилась. Перевела дыхание.

— Ира боится незнакомых людей, — непонятно объяснила она.

— Какие ж мы незнакомые! Мы свойские!

— Да! — рассмеялась сквозь предательски выкатившиеся таки слезы Сашка. — Это точно!

— Ты чего ревешь-то? — допытывалась неугомонная бабулька.

— От счастья!

— От счастья — это правильно. А с Ириной-то что? Болеет? Чего людей сторонится?

— Болеет. Ее сильно избили. Очень сильно. И напугали. Она боится всего. И дети у нас… тоже всего боятся, людей боятся.