Счастье цыганки

— И что же такого ты рассказала обо мне Форсу?

— Какая теперь разница? — ответила Олеся вопросом на вопрос.

— Да, действительно, теперь никакой, — согласился Астахов. — Я уж и забыл, почему же ты пошла на это? Как он заставил тебя?

— Это была моя плата за то, что он помог мне выйти из тюрьмы. А уже потом он все время меня шантажировал тем, что я в любой момент могу снова оказаться за решеткой.

— Но я никак не пойму… Почему ты с самого начала ничего не рассказала об этом мне? Ведь я-то уж смог бы тебя защитить!

— Тогда я еще не очень хорошо знала тебя, Коля.

— А потом?

— А потом я тебя полюбила! И мне уже ничего не было страшно. Вот тогда-то я сама отказалась ему помогать. Коля, тогда ведь никто еще не знал, что за человек этот Форс! — Олеся плакала, переживая еще раз события того ужасного года.

— Тогда о чем говорить?.. Тебя заставили, и ты вынуждена была какое-то время это делать. Но, как только смогла, вырвалась из этого болота. Вот и все. Зачем же терзать себя?..

— Коля, неужели ты хочешь сказать, что простил это все? Что ни на каплю не обижен на меня.

— Я хочу сказать: если та давняя история до сих пор так тебя мучает, это говорит только о твоей совестливости. После этого я еще больше буду беречь наши с тобой отношения, наши чувства!

— Но в том-то и дело, Коля, что между нами нет больше никаких отношений, никаких чувств, никакой любви.

Вот от такого признания Астахов действительно опешил.

— Подожди, Олеся, может быть, ты преувеличиваешь? Конечно, у нас с тобой были проблемы, но…

— Нет, Коля, я знаю, что говорю. Я не люблю тебя. А ты — меня… Это все не любовь.

— Что же это тогда?

— Это желание красивой жизни. Но я в этой жизни — чужая.

— Я виноват… Это я виноват, Олеся, что у тебя возникло такое ощущение!

— Нет, Коля, нет. — Ее весь этот разговор мучил не меньше, чем Астахова. — Ты… Ты такой, как ты есть. Вокруг тебя много людей. И они все — из чужой для меня жизни.

— Кто? Кто эти люди, о которых ты говоришь?

— Твой сын, твоя дочь. Коля, я смотрю на них и понимаю, что никогда не смогу принять и полюбить их!

— Но… Может быть, это просто дело времени? — Астахов совсем растерялся.

— Нет, это другое. Просто я никогда не смогу стать одной из вас.

— Олеся, но это же просто бред какой-то! Ведь, в конце концов, ни Антон, ни Кармелита не виноваты в том, что они — мои дети!

— Я знаю это, Коля. Но мне кажется, что они всегда будут относиться ко мне, как к горничной, пусть и бывшей.

— Но это действительно тебе только кажется!

— Может быть. Но я… Я не чувствую себя хозяйкой в твоем доме. Понимаешь, у меня такое ощущение, будто я нахожусь на какой-то круглосуточной работе. Я постоянно должна думать, что сказать, как повернуться, как сесть, чтобы соответствовать…

— Но ты же совершенно неправильно все воспринимаешь!

— Быть может. Но я устала притворяться.

Астахов исчерпал весь запас аргументов и в этот раз не нашелся что ответить. Помолчали.

— Ну и что же ты теперь будешь делать? — спросил он Олесю после паузы.

— Не знаю. Но вернуться к тебе, Коля, я не могу.

— Ну что ж… Смотри. Решай. Я только хочу, чтобы ты знала — я всегда буду ждать тебя, Олеся!

Она ничего не ответила. Тогда Астахов медленно пошел к двери. И все же, уже взявшись за дверную ручку, еще раз обернулся и просто спросил:

— Ты слышишь меня? — и, не получив никакого ответа, добавил: — Я жду тебя. Дома…

На этих последних словах Олеся готова была кинуться к Астахову на грудь, но зачем-то сдержала себя. Почему-то дала любимому уйти. А сама так и осталась стоять посреди гостиничного номера, не зная, то ли ей бежать за своим Колей, то ли опять остаться одной в этой жизни.

И тут в дверь опять постучали…

* * *

Баро вновь стоял посреди конюшни рядом с Кармелитой. По правде сказать, он готов был и жить здесь, бросив дом и перебравшись вслед за любимой дочерью.

— Я никогда не думал раньше, Кармелита, что ты будешь так самоотверженно заниматься лошадьми.

— Да, знаешь, папа, они ведь как дети — нельзя забыть накормить их, напоить… Слушай, па, а Николай Андреевич уже разговаривал с тобой насчет места для строительства цыганского дома?

— А что, он уже нашел самое лучшее место для работ?

— Нашел, но только не он, — лукаво улыбнулась Кармелита и тут же смутилась. — Ну это, в общем-то, просто идея…

— И, конечно же, твоя? — Баро слишком хорошо знал свою дочь.

— Моя. Папа, ты только пообещай мне, что сразу не скажешь «нет»!

— Обещаю, — улыбнулся цыган.

— Это катакомбы. Ну подземелья заброшенного завода.

— Ах, катакомбы… Да, мы уже обсуждали эту идею… Страшное место. Там столько всего произошло…

— Вот именно, папа! Вот именно! Если там все снести, от этого же всем только легче дышать станет!

— Знаешь, дочка. Я ведь тоже все больше склоняюсь к этому варианту.

— А Астахов?

— Да он уже, кажется, и с мэрией поработал! А теперь… Кармелита! У меня ведь тоже есть одна идея. Только уж и ты пообещай мне не говорить «нет» сразу. Обещаешь?

— Ага!

— Сегодня Миро дает представление в театре…

— Нет, папа!

— Доченька, ты же только что мне обещала! Ну пойми, лошади — это, конечно, хорошо, но нужно ведь и с людьми общаться.