Счастья и расплаты (сборник)

Прости меня, Маша,          еще незнакомая Маша,за то, что планета          тогда не была еще наша,А Маркес невидимый          вместе со мною и Доройнас, как заговорщик, привел в Барранкилью,          в которойкогда-то бродил он,          и матерью, да и отцом позабыто,лишь с дедом,          любившим внучонка-драчонка                    Габито.И там в Барранкилье —          не меньше чем полнаселения —все наперебой представлялись          как родичи гения,и вместе с текилой лились          их безудержные воспоминания,но маркесомания все же была веселей,          чем занудная марксомания.Какой удивительный это народ —          барранкильцы,волшебника слова родильцы,          поильцы,                    кормильцы.И как достижения местные супервершинныерешили они показать мне бои петушиные!

И в селение Бокильяты пришла,          моя богиня.Кто хозяева?          Шпана исброд воров,          достойных рей.Петухов они шпыняют,чтоб клевались поострей.Зрители и самидергают носами,будто стали клонами,будто бы подклевывают.И красотки с веерамив бешеном озвереваньираздувают ноздреньки —тянет их на остренькое!Не только поэтов из-за стихов,не только женщин из-за духови бабников из-за хвастливых грехов,не только политиков самых верхови миллионеров          из-за вороховбумажек по имени деньги,захватанных,          словно девки, —люди          стравливают                    и петухов!

Петухи такие красивые —это вам не мерины сивые!Это, им подражая,          древние грекивоздвигали на шлемах железные гребни.Мне казалось всегда,          что вот-вот зазвенят петушиные шпоры,как звенели в Булонском лесу                    на ботфортах у вас, мушкетеры.Что с тобой сегодня? —          шок,Петя-Петя, петушок,золотой гребешок,шелкова бородушка,масляна головушка.Ты с малюткой братцем росв личненьком яичикеи не видел ты угрозпосле в его личике.Для того ли родились,для того ли вылупились,чтобы после подрались,обозлели,          вылюбились?Где же братский поцелуй?Обнимитесь крыльями.«Клюй!          Клюй!

                    Клюй!                              Клюй!» —призывают рыльями.Так вот стравливала насхищными голосьямисвора,          ставившая набрата мне —          Иосифа[5].Кто подсказчик лживый,          кто?Но по Божьей милостия еще надеюсь,          чтов небесах помиримся.Все исчезнут войны вмиг,жизнь другой окажется,если в нас умрут самихлживые подсказчики.И не вспомнить нам теперь ли,как друг друга не терпелиБунин с Мережковским,Есенин с Маяковским.Разве мал им космос?!Не за чей-то поцелуй —славу,          чек от Нобеляпод базарное          «Клюй!

                    Клюй!»скольких поугробили.Столько войн и революцийнас, как в ступе, потолкли,ну а люди все клюются,на подначки поддаютсяи врагами остаются,будто дурни-петухи,стравливаемыеи не выздоравливаемые.Демократий всех машины,приглядишься, —          петушины,и политиков наскокидруг на друга так жестоки,и привычно им,          как плюнуть,компроматом насмерть клюнуть.И куда ни убежим,везде диктаторский режимпоказушного мужчинства,распушинства,          петушинства.Приспустите гребешки,пети-пети, петушки…В Барранкилье ночь тиха.Дора, в крови выкупанного,раненого петухаза сережки выкупила.