Счастья и расплаты (сборник)

Когда-то меня еле выпустилина первый опасный выпас вдали,где чуждые нам крокодилыи крокодилицы,как в школе мы все проходили,советских людей ловцы,а их любимое кушанье —все ученики непослушныеи те, кто плохие пловцы.И Доре сказал я на случай:«Не смейся – внимательно слушай.Найдя фотографии голыесовграждан и иностранок,на Красной площади головыим рубят всем спозаранок.А если случится, что где-тонайдут с иностранками нас,то, если мы и не раздеты,кастрируют всех напоказ!»И Дора,          само простодушье,как будто ее что-то душит,воскликнула:          «Ты мне как брат.Ну как им такое не стыдно!Ведь вместе и слышать обиднодва слова «поэт» и «кастрат».Конечно, не в данной пародиия это ей все изложил,но и в ностальгии по Родинестрашок унизительный жил.

Я недооценивал Дору,принявшую это всерьез,и было в ней столько задору,внушившего дрожь репортеру,к нам сунувшему свой нос,а с носом и скользкий вопрос.Он пленку сам выдрал из «Никона»,и жалкая морда захныкала,а Дора          совсем не со зла,но так, что он стал          как тухленький,удар, куда надо,          туфелькойпреостренькой          нанесла.Она объективы расквашивала.Пунктир путешествия нашегобыл, будто зигзагистый риск,усеян отелей наклейкамии «хассенблатами», «лейками»,разгвазданными ею вдрызг.Все это ей будет засчитываться —поэзии русской защитнице.Не предугадать ей самой,что станет она фотографом,самою судьбою отобраннымиз фотографируемой!А вызванный полицейский,сначала в нее полуцелясь,стрелять не набрался сил —на танго ее пригласил.

О, как они в танго кружились!Он, по-буйволиному жилясь,ее, как лиану, сгибал,и звезды на небе крошились,летя серпантином на бал.И пели мальцы голоштанно,и пальма навеселесчастливо звенела, как штанга,дрожа от ударов Пеле,под танго, под танго, под танго,морщинистая, как Ванга,все видя без глаз на земле,нас всех – от Байкала до Ганга,не видя лишь призрака танкапод Прагой в предутренней мгле.Но есть прорицательниц ясностьлишь в любящих. Только онипредвидят любимым опасность,припрятанную в тени.И даже за шуткой моею,мной сказанной на ходу,а как – я понять не сумею,она уловила беду.Откуда на Амазонкетакие берутся девчонки,что могут и туфлей прелестнов определенное местоумеючи засадить,а после с ними полициятанцует танго в Летиции,не посадив за садизм!

Но парням из Корпуса мира,приплывшим сюда на плоту,пройти моей Доры мимобыло невмоготу.Один хвастуном был могутным,уж круче и некуда – крут.Представился мне Воннегутом,сказав мне, что папа – Курт.Но к этому, словно ко вздору,отнесся я потому,что так он глядел на Дору,как будто она без спорупринадлежала ему.И я засмеялся: «Брось, парень.Да это почти все равночто будто бы я и Гагарин,и сын его очень давно».Добавил потом к разговору,уже неприкрыто зловещ:«Послушай, оставь мою Дору».А он: «Что, она твоя вещь?!»По пьянке, насквозь протекилясь,мы вмиг в обоюдном рывкесцепились и покатилиськ пираньям в зубенки – к реке.Конечно, всемирное братствои «Интернационал»,но все же за женщину драться —великий церемониал.Нас так вдохновляла текила,но Дора, гневна и бодра,помоями нас окатила

из дружественного ведра.Допрежь чем кормить до отвала,стуча по башкам кулаком,потом она нас отмывалапочти что крутым кипятком.Мы мирные стали такие,что каждая наша странагордиться могла, и к текилеприбегнули вновь, не спьяна.Порывшись в помятом карманена выпрямившейся груди,он гордо, по-американьидостал driver’s license, ID[6].Там было действительно: «Марк Воннегут».«А я его сын.          Воннегуты не лгут».И мы обнялись          да и чокнулись звонко,и Эльбою стала для нас Амазонка!Великая Дора Франко —не женщина, а самобранка.А если идет перебранка,нам нужно таких,          а не цац.Между сцепившимися,крови еще не напившимися,между дерущимися,к власти по трупам рвущимисяпустите по коридоруживою оливой Дору,не дав разгореться раздору,пусть вырвет все пленки к позорупристыженных папарацц!