Тот-кому-нельзя-перечить учил, что сцену следует играть до конца.
– …как мы познакомились, знаешь? Он меня спас. Романтично, правда? Я глупенькая была совсем. Одна в чужом городе. Друзей нет да и быть не может. Конкуренция. Кругом сволочи, и каждый норовит на упреждение ударить. Если сейчас не мешала, то в будущем помешать могу. Это же естественно, что люди друг другу мешают…
Вздох.
– Однажды я поняла, что больше не могу. Денег нет. Жилья нет. Перспектив нет, разве что на панель… тогда это мне казалось неприемлемым выходом. Иду. Вижу – мост. Река под ним. И как-то само. Забралась. Прыгнула. Почти захлебнулась, а меня спасли. Представляешь?
Теперь можно и в глаза заглянуть. Ледяные. Ты сволочь, да? Тебе совсем не жаль бедную девушку? Ничего. Скоро все изменится.
– Меня тогда это больше всего и удивило, ну что кто-то на помощь пришел. А Олег к себе забрал. Пожить разрешил и дальше… свадьба. Тогда я еще удивилась, зачем так скоро свадьба? И почему он мою фамилию взять решил…
– Твою?
– Ну да.
Не знал? Думал, что Олеженька с тобою всем делился? И теперь обижаешься от этакого недоверия? Проверять побежишь? А и проверяй. Варенька не лжет. Точнее, не здесь лжет.
– Я тогда тоже удивилась, а Олег… он сказал, что это из-за отца. Что не хочет от него ничего, даже имени и… и я не должна лезть, куда не просят.
Совсем тихо. И взгляд отвести. Опустить, словно бы на руки. А руки в кулачки сжать, как будто в них монетка. Аверс-реверс. Кувырок.
– Некоторое время после свадьбы мы жили дружно. Я осваивалась, он занимался делами. А потом… женщин, как и кошек, любопытство губит. Мне стали интересны его дела. Я хотела помочь. А Олег вдруг взбесился. Ударил.
И это тоже правда. На руку скор был твой разлюбезный хозяин.
– Вот, – Варенька закатала длинный рукав, выставляя лиловые метки синяков. – Это в последний раз.
– Ты изменяла.
– Нет. То есть да, я изменяла. Но бил он меня не из-за измен. Ему вообще, если хочешь знать, плевать было, с кем я сплю. Еще не понял? Я маскировка. Прикрытие. Послушная девочка, пойманная на крючок благородства. И вишу на этом крючке, ручками-ножками дергая. Улыбаюсь по команде. А что изменяю, так и лучше, с кем-нибудь полезным могу переспать…
Все еще не верит. Ладно. Слезы убрать. И дрожь из голоса тоже. Смотреть прямо и говорить четко.
– Он был чудовищем. Это как в сказке, только наоборот. Чем больше целуешь, тем страшнее чудище. Знаешь, откуда у него деньги? Награбил. Я в прямом смысле. Он и братья его. Веселая когда-то была банда. Старший – Илья. Но он умер. Давно. Схватил пулю и с концами. Второй, Антоном звать, – наркоман и садист. Я когда в первый раз сбежать попыталась, Олег поймал и отдал братику. Нет, со мной ничего-то и не делали, только посмотреть дали, как…
Пауза. Вдох. Воспоминание тугим комком рвоты запечатывает горло. И дышать приходится раззявленным ртом, как рыбина, которая дохнет-дохнет в миске на столе, да не издохнет никак.
– Веру резал. Родную сестричку. Та еще наркоманка. Она совсем с ума сошла и… решили устранить, а заодно меня напугать. Напугали.
…белое тело на белом холсте. Руки-ноги. Крест. Волосы разметались. Во рту тряпка. Запах растворителя и красок. Антошка склонился над телом, разрисовывая. И сам измарался. Синие, желтые, зеленые пятна, расползаясь по коже, скрывали синяки.
Вера мычала и хлопала глазами.
– Что ж ты, дурочка, сделала? – тот-кого-нельзя-ослушаться сидел в изголовье. Он гладил волосы, иногда наклонялся, целуя в макушку. – Сдать нас решила? Зачем? Славы захотелось?
Антошка кивнул и, зажав кисточку в зубах, провел по белому Веркиному животу. Потом перехватил нож и резанул.
Красное на синем. Вера дергается, пытаясь высвободить руки. Не выйдет…
– Смотри, Варенька. Хорошенько смотри. Вот что бывает с непослушными девочками.
И Варенька смотрит, не в силах отвести взгляд.
Потом она помогает убирать, а освободившись, купается в спирту. И пьяный Олег хохочет, поливая ее из бутылки.
Если не получится задуманное, то Вареньку тоже ждет стол и безумные рисунки Антошки.
– Больше я не смела дергаться. Я знала, что не отпустят живой, но…
– Ты сказала, что изменяла, потому как хотела развестись.
Думаешь, поймал? Черта с два! Самый умный, да? Все вы кругом умные, одна Варенька дурочку играет.
– Говорила. И хотела. Сначала, когда еще всего не знала, когда только бил и… тогда надеялась, что будет мерзко с рогами и отпустит. Смеялся. Потом уже ясно, что не отпустит, и я по привычке. И еще потому, что рядом с ним мертвой себе казалась. А с другими оживала. Игра такая.
По его лицу не понять, о чем думает. И злость накрывает с головой. Что, самый правильный? Честный? И шел по жизни, честь свою неся, как знамя? И теперь проще закрыть глаза на очевидное, чем признаться себе, что тот, кому служил, – садист и урод.
– Я представляла, что у меня нет мужа. Свободна. Независима. Счастлива. Мелкие женские глупости, без которых сходишь с ума.
– Я тебе не верю.
Перегнувшись через Вареньку, Сергей открыл дверь.
– Уходи.