Счастливый доллар

Она замолчала и насупилась, уже готовая сдаться. Агнешка всегда сдавалась, поэтому и со спортом у нее не вышло. В спорте характер нужен, а она мямля. Об этом все знают, и Ядка, и мама, и тренер, и вообще… и в классе тоже. Дразнили, а она не могла дать сдачи.

Боялась.

И боялась признаться в собственном страхе. Это как если бы забраться на высокую-высокую башню. Подойти к самому краю и, забравшись на расколотый временем парапет, повернуться к пропасти спиной. Руки расправить, будто бы они и не руки, а самые настоящие крылья. Глаза закрыть. И стоять целую вечность, чувствуя спиной бездну.

На башню Агнешка как-то забралась. И к парапету подползла. И даже вниз глянула, а потом опрометью кинулась к лестнице, скатилась с нее, считая ступеньки каблуками. На большее не хватило.

Силы воли и еще характера.

– Ты чего, плачешь?

Семен обнял, прижал к себе и сам дернулся. Вот коровища. Ему же лежать надо, а Агнешка нервы треплет. Всем и всегда.

– Ну послушай, это ведь не приключение. Ты хоть понимаешь, что тебя убить могут?

Парапет качается, сыплет песок и мелкий камень в пропасть. Ветер дергает за рукава, не способный решить, тянуть ее или толкать. Агнешка понимает.

Агнешке страшно оставаться и еще страшнее уходить.

– Ты замечательная женщина. Лучшая из всех, которые мне встречались.

Зачем он это говорит? Лесть? Она бесполезна против страха.

– …и меньше всего я бы хотел, чтобы тебе причинили боль. И если бы я был уверен, что смогу тебя защитить, я бы в жизни тебя не отпустил. Но я не уверен. Я и себя защитить не сумел.

Пропасть ухмыляется в спину, шепчет: отступи. И вправду ведь повод хороший. Что страхи, они как жили, так и жить будут. Вместе с тобой. И умрете вы тоже вместе. Вопрос лишь в том – когда. Ты же не хочешь умереть прямо сейчас?

Или завтра? Или послезавтра? Рано-рано. Оглянись, земля ведь близко, и полет будет недолог…

– Я… это для меня важно. – Агнешка решительно вытерла мокрые щеки. – Извини, но я уже по уши в этом деле.

Вздохнул.

– И даже если я уйду, то не факт, что буду в безопасности.

Спасительная веревка здравого смысла, за которую можно ухватиться обеими руками, восстанавливая утраченное равновесие.

– Варенька видела машину. Запомнила номер. Она умная и запомнила, ведь если дожила до этого времени, то умная. По номеру можно выйти на владельца.

Собственный голос глух, словно из бочки. Но Семен слушает, не спешит возражать.

– Следовательно, дома меня ждут. Скорее всего, ждут. И у сестры тоже.

Извини, Ядка, но ты и вправду под ударом. Надо позвонить. Предупредить. И нельзя. Если заподозрит что-то, то запаникует. А запаниковав, понесется в милицию. Будут проблемы. Уже проблемы. Пропасть шире распахивает объятия, а парапет летит трещинами. И руки – никакие они не крылья – рвут воздух на ошметки.

Спокойно. Не думать о том, что может произойти. Им нет смысла трогать Ядвигу. Присматривать – да…

– И сам видишь, деваться мне некуда.

Захотелось вдруг отвесить пощечину. Это он во всем виноват! Впутал. Втянул. Поставил над пропастью, а теперь захотел сбежать.

Ну уж нет. Агнешка не позволит. Должна же у нее хоть капля характера найтись?

– Позвони ей, – сказала Агнешка.

Стоянка расплескалась озером черного асфальта от красных рифов-гаражей до серых скал-домов. Одинокая яблоня пластала ветви над блестящими крышами машин и изредка сыпала жухлым листом под колеса. Лист хрустел под ногами и, смешавшись с пылью, оседал на ботинках. Скрипели качели. Визжали дети. Заунывно выл запертый на балконе пес.

Сергей вздохнул: чего он ждет? Нужно или заглянуть в треклятую мастерскую, или убраться и свернуть хитрой твари шею. Она заслуживает. Не шея – тварь.

Варенька. Варвара. Варварка, обрядившаяся в шелка, словно змея в новую шкуру. Притворяющаяся безопасной и беззащитной. Лживая. Опасная. Изворотливая.

Но синяки-то были… и слезы на глазах. Прежде Сергею не доводилось видеть, чтобы она плакала. Наоборот, на все обвинения – сначала он, праведным гневом пылая, пытался ее обвинять – хохотала в лицо. Пьяная, пыталась соблазнять. И трезвая пыталась, не столько потому, что интересен был – чуял, что нет, – сколько, чтобы силенки опробовать.

Противно.

Верить или нет? Хоть монету бросай.

Олег постоянно вот бросал, и эта его чудаковатость порой бесила. Порой удивляла. Порой заставляла восхищаться везением.

– Орел или решка? – спрашивал Олег сам у себя и монетку подбрасывал. Высоко. Чтобы почти до потолка, а потом, кувыркаясь, на ладонь. И второй прикрывал, подмигивал хитро, шепотом повторяя вопрос: – Орел? Решка?

Угадать получалось редко.

– Невезучий ты, – ухмылялся Олег, пряча заветный доллар – особенный какой-то, объяснял по пьяни, но Сергей не слушал – в бумажник. – Твое счастье. Большое везение не всегда на пользу.

И мрачнел, точно вспоминая что-то этакое.

Подвело, видать, везение. И монетка, кувыркнувшись, не той стороной легла, направив по ложной дорожке. А Сергею теперь эту дорожку искать. И как знать, не начинается ли она за дверью мастерской?

Сергей нащупал в бумажнике пятак, подбросил, загадав: если решка, то идет проверять Варенькины сказки, а нет, так нет.