Счастливый Кит. Повесть о Сергее Степняке-Кравчинском

— Вы хотели превратить типографию Вольного фонда в фабрику фальшивых ассигнаций. Степняк и Волховский, не желая продолжать с вами дальнейших сношений, уполномочили меня сообщить вам об этом и о том, что они требуют, чтобы вы прекратили участие в субсидировании Фонда и больше не появлялись ни здесь, ни у них дома.

Удар был так силен, что у Гуденки не хватило сил для искреннего негодования. С напускным пафосом он лепетал:

— Я не позволю... Задета моя честь. Какие-то инсинуации... Я потребую объяснений. Как бывший офицер, я явлюсь и потребую объяснений и удовлетворения!

— Сатисфакции? — расхохотался Войнич.

Лили недоуменно смотрела на них.

— А что есть удовлетворение? — спросила она.

Несколько войдя в роль, Гуденко выпятил грудь и отрапортовал:

— Дуэль, с вашего разрешения, прекрасная леди. Тут уже расхохоталась мало склонная к юмору Лили:

— Вы будете стрелять в Сергея Михайловича? Вы? Разве вы воин? Мужчина?

— А кто же?..— совершенно растерявшись, спросил Гуденко.

— Так... Жидкость...— Она сделала жест рукой, как бы ловя что-то неосязаемое.— Вроде вода.

— Она хочет сказать — кишка тонка стреляться со Степняком,— подытожил Войнич и добавил: — Не советую вам пускаться в объяснения. Сгиньте.

День и ночь

— Этому надо дать отпор!

— Если мы будем молчать, кто же вступится за оклеветанных?

— Какая беспардонная наглость!

— Шулера!

— Я думаю, что наш голос услышат скорее, чем голоса этих наймитов, спрятавшихся под псевдонимами.

Шло заседание Общества друзей русской свободы в гостиной сэра Роберта Спенса Ватсона, бессменного председателя Общества.

Степняк молча сидел в глубоком вольтеровском кресле, любуясь искренним негодованием этих, по . большей части уже немолодых, джентльменов. Усатые лица, чопорные сюртуки, сдержанные манеры — сплошная официальщина! И такое бескорыстное участие к чужой беде. Беде людей совершенно чужих, далеких, во многом непонятных им, может, даже отталкивающих. Что же, в этом, наверное, есть доля его муравьиной работы. Он не ошибся в своих расчетах. Давно, еще только приехав в Англию, в письме Исполнительному комитету «Народной воли» он писал, что пока движение русских социалистов не идет дальше завоеваний буржуазных политических свобод. Попросту говоря, завоевания элементарных человеческих прав. И именно поэтому они плоть от плоти, кость от кости мало-мальски передовой Европы. Но Европа этого не понимает и считает нигилистов чудищем огромным, озорным, стозевным. Европа не признает в нигилистах частицы самой себя, и нужно долго долбить по одному месту, чтобы доказать, что современные террористы — это люди 89-го и 93-го годов во Франции, память которых ныне свято чтут. Избави бог скрывать от европейцев свой идеал социализма. Это было бы нелепо и постыдно. Но знакомить европейского читателя надо не с программами русских революционеров, а с нынешним этапом революционной борьбы в России. Временно эта борьба совпадает со стремлениями европейских радикалов. В таком духе он и писал свои статьи в «Свободной России». И вот теперь по единодушному сочувствию собравшихся англичан видно, что работа не пропала даром.

Поводом для совещания послужила непрерывная, настойчивая, как осенний дождь, травля «преступных эмигрантов» в заграничной печати. Заботами Рачковского пасквильные статьи появлялись то в английской, то во французской прессе.

«Капля долбит камень»,— любил повторять начальник заграничной агентуры и без устали фабриковал фальшивки. Когда русские эмигранты собирали средства для голодающих в России, он с безрассудной наглостью выпустил пасквиль в виде прокламации под заглавием «Вынужденное заявление». Под ним стояла подпись Плеханова, который якобы называл лондонских эмигрантов — Кравчинского, Шишко, Войнича и других — отребьем рода человеческого. Плеханов напечатал во французских газетах опровержение, разоблачающее подделку. В послесловии вышедшей в это же время брошюры Степняка «Заграничная агитация» тоже упоминалось об этом мошенничестве.

Кроме опровержения возмущенный поклепом Плеханов поместил в журнале «Социаль-демократ» целую статью под названием «Шпионские забавы». На что же рассчитывал Рачковский? По-видимому, все та же бесстыдная заповедь: «Клевещите, клевещите, всегда что-нибудь останется».

Спустя некоторое время — новый удар, статья «Анархисты, их методы и организация». Она была нафарширована сведениями из составленного русской полицией сочинения «Русский меморандум». А затем посыпались, как из рога изобилия, статьи в английских и французских журналах, полные инсинуаций по адресу Степняка. Чашу терпения друзей русской свободы переполнило «Открытое письмо доктору Спенсу Ватсону». Председателя «Общества друзей русской свободы» укоряли за дружбу с этим извергом Степняком. Подписано послание было именем П. Иванова, под которым мог скрываться любой сотрудник Рачковского. А вскоре в «Фигаро» появилась статья, где Степняка впервые без обиняков называли двойной фамилией — Степняк-Кравчинский и весьма произвольно описывали эпизод расправы с Мезенцевым.