Счастливых бандитов не бывает

Гиря и Агафон переглянулись. Вовка Контрабас, их старший брательник, был одним из немногих на районе, кого паленая водка и анаша не скрутили в бараний рог и не отправили в тюрягу. Собственно, от района он давно откололся. Отслужив срочную в ВДВ, Вовка устроился на контрактную службу, за что и получил прозвище Контрабас, и вот уже пять лет мотается по горячим точкам, зашибает бабки, изредка наведываясь в отпуск к родне, чтобы покрасоваться новенькими нашивками и выправкой, поучить Агафона с Гирькой премудростям жизни, – короче, показать, какой он орел и молодец. При этом деньгами сорить Вовка не любил, был скуповат. Подарки не дарил, в бары-рестораны не звал, но гулянку устраивал всегда: привозил баклажку-другую чачи или спирта, а иногда и канистру кислого вина. Ну, а Гирька с Агафоном руководствовались в жизни простым правилом: халява кислой не бывает, тем более в эпоху финансового кризиса. Где попойка, как говорится, там и праздник… Так что дважды звать их не пришлось. Забыв про особняк Мудозвона и бессовестно сияющую разноцветными огнями елку, братья рысью поднялись на третий этаж и радостно вломились в латаную-перелатаную дверь с выцветшим номером «23». Дверь, как всегда в торжественных случаях, была открыта.

…А в тесной «двушке» уже вовсю пахло достатком и праздником – подгоревшим салом и яичницей-болтухой, из старенькой магнитолы баритонил Шуфутинский, шлепали суетливо по полу тапки старенькой Нины Семеновны, доносился из кухни солидный Вовкин говор, звенело стекло, плыл дым, и стоял тот бестолковый и радостный шум, который невозможно разъять на составляющие его звуки и который всегда сопровождал начало серьезной пьянки.

– Ну что, доходяги, еще живы? Еще не загнулись от паленой водки? – снисходительно поприветствовал их Контрабас. Вовка был прапорщиком, но называл себя офицером и говорил всем, что вот-вот поступит в военное училище и обязательно станет майором.

Он сидел на табурете в полосатой десантной майке, открывавшей могучие плечи и руки. Из-под его подмышки выглядывало раскрасневшееся от чачи, улыбающееся девичье лицо с родинкой у краешка губ – то ли Вовка привез ее с собой, то ли зацепил какую-то из местных.

– А нас паленая водка не берет! Потому что мы ее тоже не берем! – солидно произнес Гиря, пожимая руку старшого и торопливо усаживаясь за стол.

– С коньяка на водку перебиваемся, здоровье бережем! – поддакнул Агафон.

– Мать, ну где ты там? – нетерпеливо крикнул он в коридор, где шептались о чем-то Нина Семеновна с Полухиным.

– Мы с Гирькой голодные, как не знаю кто! В грудях все пригорело!

– Подождете, дармоеды! – каркнула старуха. – Работать надо, самим зарабатывать!

Тренькнул дверной звонок, послышались голоса. Известие о приезде Контрабаса разнеслось по району, подтягивались его бывшие дружки и с ними всякий случайный сброд. Нина Семеновна криками и матом спроваживала самых назойливых. Полухин опять побежал за закусью, сегодня он за гонца. Не дожидаясь очередного наплыва халявщиков, Агафон с Гирей быстро маханули по стакану – за встречу. Потом Гиря объявил, что «между первой и второй перерывчик небольшой». Выпили по второй. Пришла Нина Семеновна, принесла винегретику. Тут настал черед и третьей. Старуха, не моргнув глазом, тоже выпила с сыновьями стакан крепчайшей чачи, томно отставив в сторону корявый коричневый мизинец.

– Жениться вам надо, доходяги, вот в чем проблема! – важно вещал Контрабас, тиская повизгивающую девку. – Вот женитесь, детей народите, сразу в порядок образумитесь! Некогда будет водку жрать! Мать, скажь?

– Где ж тая водка-то… – вздохнула Нина Семеновна. – Работать не хотят, все из дома тянут…

– А сам чего не женился-то? – возразил Агафон.

– Вот выучусь, получу майора – тогда и женюсь! Правда, Светка? – Контрабас склонил лицо к девке, как будто она его о чем-то просила. – А покамест нельзя, слишком опасная у меня работа! Даром боевые не плотют!

И начал он рассказывать про свои подвиги, пургу мести. Про свирепых горцев, про засады на вершинах, про скоротечные бои в «зеленке», да про то, как вдвоем с корешем заперли в ущелье целую банду ваххабитов, и как пьяный в одиночку построил целый аул, и как выходил один на один с иракским наемником и кулаком пробил ему темя…

– Вот так где-то! – продемонстрировал Контрабас, прикладывая свой огромный кулак к девичьей макушке. – И – хрясь! И две такие тонкие струйки, со спичку – вз-з-з! – прямо в рожу!

Нина Семеновна спокойно резала чеснок в салат и попивала из стакана. К опасностям, которым подвергался ее сын на службе, она относилась то ли безразлично, то ли фаталистически. А вот Гиря, уже хорошо поддатый, не поверил, рассмеялся:

– Да ладно тебе! Пацана чеченского какого-нибудь завалил по пьяни и хвалится!

– Не веришь, сука?! – взъерепенился Вовка Контрабас, даже привстал с места. – А вот это видел?!

Он отщелкнул клипсу на боковом кармане камуфляжных брюк и достал оттуда тяжелый пистолет вороненой стали.

– Видел?!

Гирька отпрянул в сторону от глядящего на него дула, чуть не свалился с табуретки. Но, похоже, Контрабас пока что стрелять не собирался.