Бедняга, оказывается, серьезно собрался в кутузку, и в этом, если положить руку на сердце, была и Маринина вина. Как она его напугала! Наверное, не успела она утром ретироваться из его кабинета, как он кинулся к жене — каяться в грехах и посыпать голову пеплом. Впрочем, не без вины, если разобраться. Не заглядывался бы на пышнобедрых Машек, ничего подобного с ним не произошло бы. Хотя, как знать, не исключено, что поход налево и на этот раз сошел бы ему с рук, не вмешайся в эту историю Валентина Коромыслова, предпочитавшая имя Кристина, шантажистка-любительница, а может, и профессионалка. Чем больше Марина узнавала о своей бывшей соседке по номеру, о которой как о покойнице говорить следовало или хорошо, или ничего, но почему-то не получалось, тем тверже становилось ее убеждение: такие сами по себе не тонут, в этом им скорее всего помогают. К сожалению, убеждение, ничем пока не подтвержденное. А главное — не разделяемое теми, кого обстоятельства, сопутствующие гибели Валентины Коромысловой, должны были бы насторожить в первую очередь. Следователем Кочегаровым, например. А также Виктором Васильевичем Моховым, проще — Василичем.
Марина под руку вывела директора «Лазурной дали» из серого здания местной милиции и уже на крыльце, слегка переведя дух, осведомилась:
— Куда вам? На автобус?
— Не стоит беспокоиться, — неожиданно взбодрился этот недавний полутруп и, посмотрев в сторону ближайшей скамейки, возвестил:
— Аня, Аня, меня не посадили!
Со скамейки легко, будто сухой листок, подхваченный ветерком, вспорхнула невысокая брюнетка, такая субтильная, что определить ее возраст, хотя бы даже и приблизительно, не представлялось возможным, и стремительно подалась вперед, чтобы подхватить драгоценную ношу с портфелем, которую Марина с большим удовольствием передала из своих рук в ее.
— Все обошлось, Аня, — со всхлипом сообщил Павел Николаевич, припав к остренькому плечу брюнетки, — все обошлось… Она, оказывается, совершеннолетняя…
Аня погладила его по загорелому черепу и ласково сказала:
— Ну хватит, все уже позади. — Потом встревоженно спросила:
— Как ты себя чувствуешь?
— Уже лучше, — поведал он слабым голосом. — Пришлось таблетку принять.
— Ах ты, господи, — забеспокоилась Аня и осторожно усадила его на скамейку. — Посиди-ка, я сейчас машину поймаю.
И она побежала к стоянке такси, а Марина побрела себе восвояси, уверенная, что для бедного Павла Николаевича теперь самое страшное уже позади. На подступах к автобусной остановке она оглянулась и увидела, как преданная Аня бережно, с особым тщанием загружает в такси потрепанную жертву адюльтера, а также портфель со сменой белья и двумя банками консервов.
Когда запыхавшаяся Марина вошла в столовую пансионата «Лазурная даль», официантки уже убирали со столов посуду. Марина в смятении остановилась в дверях, подозревая, что наверняка осталась без обеда.
Одна из официанток гневно воззрилась на Марину:
— Вы с какого столика?
— С пятого, — робко ответствовала Марина.
Официантка немедленно подбоченилась:
— Значит, это вы кушать не ходите?
— Но… — начала объясняться Марина.
Официантка ее перебила:
— Обедайте, пока не убрали, но учтите, все уже холодное! — И пригрозила:
— В другой раз, если ходить не станете, не буду вашу порцию подавать.
Робко пискнув «спасибо», Марина юркнула за свой стол, где ее терпеливо дожидались холодный гороховый суп, котлета с затвердевшим картофельным пюре и традиционный компот из сухофруктов, а официантка двинулась дальше, продолжая брюзжать:
— Хотят — ходят, хотят — не ходят, а ты тут надрывайся с этими тарелками!
Марина давилась комковатым пюре и размышляла об особенностях национального сервиса, который умудряется оставаться удивительно ненавязчивым даже в условиях бурно развивающегося рынка.
Гала в одних трусах стояла перед большим настенным зеркалом и придирчиво рассматривала свое крепкое тело. Маринино явление ее нисколько не смутило. Предприняв заранее обреченную на неудачу — при ее-то габаритах — попытку обозреть свою тыльную сторону, Гала пожаловалась:
— Целый тюбик крема извела, а загара — никакого!
Марина покосилась на ее заметно порозовевшие плечи. Да, загаром здесь не пахло, здесь пахло другим, тем, через что лично она уже прошла, — ожогом. Она осторожно предупредила Галу о предстоящих ей неприятностях.
Та легкомысленно отмахнулась:
— Чепуха, у меня шкура барабанная! Раз я приехала на море, значит, должна загореть!
Марина только пожала плечами — дело хозяйское — и, сбросив босоножки, прилегла на кровать.
Гала ушла в ванную, минут через пять вернулась в весьма рискованном для ее габаритов купальнике и принялась собирать пляжную сумку, швыряя в нее полотенце, расческу и солнцезащитные очки. Потом облачилась в просторное, похожее на мешок платье, а на голову водрузила широкополую шляпу из искусственной соломки. Покончив со сборами, она покосилась на Марину:
— А ты чего на пляж не идешь?
— Пойду, только попозже. — Марина, которую потянуло в сон, свернулась калачиком на кровати. — Часа в четыре, сейчас очень злое солнце.