Считайте это капризом…

А что тогда? Марина села на песок у ног худого и печального верблюда и сжала виски ладонями. Почему ей не давали покоя эти фотографии? Над ней склонилась Гала и что-то спросила, но Марина отмахнулась от нее. Неизвестно, сколько она так просидела на песке, но в конце концов все у нее сошлось. Ей стало ясно, что загвоздка именно в снимках. Вот что искали в номере, перерыв все вещи, да так ничего и не взяв. А снимки? Снимки тогда были в ее сумочке. Потом… Потом к ней пришла Валентинина сестра Полина, и она их ей отдала. А еще позже, точнее, в тот же вечер, на нее напали и вырвали сумку, и тот, кто это сделал, наверняка охотился за фотографиями, не зная, что они давно уже в других руках!

Что еще, что еще? Записка Полины, в которой было сказано, что ей нужно о чем-то спросить Марину. Вдруг это тоже связано со снимками? Жалко, что теперь не узнаешь. Если только написать письмо Полине, как она и собиралась, но пока это письмо дойдет до Нижнереченска, пока ответ Полины долетит до Марины… Поговорить бы с тем фотографом с желтым попугаем. Он снимал не на «Полароид», а на обычную фотокамеру, а следовательно, у него вполне могли остаться негативы! Даже с вероятностью в девяносто девять процентов.

Марина поднялась с песка и пошла за верблюдом и его хозяином. Нагнать их удалось метров через триста, когда фотограф высмотрел себе очередную жертву — девчушку лет четырех, которая, впрочем, «сорвалась»: ей не понравилось сидеть на верблюде, и она пронзительно заверещала на весь пляж. На зов немедленно явился молодой папаша, который снял девчушку с верблюжьей спины. Воспользовавшись образовавшимся у фотографа вынужденным простоем, Марина задала ему беспокоящий ее вопрос:

— Вы случайно не знаете, где теперь ваш предшественник?

— Что-что? — не понял тот.

— Ну… тот, что с желтым попугаем, — пояснила Марина.

— А, этот… — равнодушно отозвался владелец изможденного верблюда. — Говорят, в больнице.

— В больнице? — воскликнула Марина. — Что с ним случилось?

Фотограф быстро огляделся по сторонам и, понизив голос до громкого шепота, ответил:

— Наваляли ему за то, что лез на чужую территорию, ясно?

* * *

Ночью было самое настоящее светопреставление. Марина не сомкнула глаз по вине легкомысленной Галы, таки обгоревшей (что и требовалось доказать!). Еще в обед та совершенно беззаботно отказывалась внимать Марининым советам, а теперь расплачивалась за свою преступную по отношению к собственному организму беспечность. Результат, как и следовало ожидать, не замедлил сказаться: до самого рассвета тучная Гала стонала, кряхтела и ворочалась в постели, как кит, выброшенный на берег.

Поначалу Марина старалась не обращать внимания на мучения своей бестолковой соседки и накрывала голову подушкой в надежде, что когда-нибудь эта пытка кончится. Но когда Гала издала особенно жалостное стенание, отзывчивое Маринино сердце не выдержало, она спустила ноги с кровати и участливо поинтересовалась:

— Что, больно?

— Еще как! — прохныкала Гала, перевернулась на другой бок и заойкала:

— Ой, печет-то как, печет… Ой, не могу!

— Я же предупреждала! — заметила Марина безо всякого злорадства, тем более что эти ее. — напоминания уже ничего не могли изменить. Конечно, Гала страдала по собственной глупости, но страдала же!

А Гала все охала да ахала:

— Господи, как больно! Теперь я понимаю, каково быть котлетой на сковородке! Ой, мамочка-а-а!

Марина стала серьезно опасаться за Галу: мало ли, вдруг у нее сердце слабое или еще что-нибудь! До чего же ей все-таки не везло с соседками: одна утонула, другая того и гляди отдаст концы от болевого шока. А потому она встала с кровати, решив посоветоваться с дежурной по этажу, что делать с обгоревшей Галой.

Но она еще и до двери дойти не успела, как болезная соседка перестала стонать и зычно ее окликнула:

— Эй, ты куда?

— Куда-куда! — огрызнулась Марина. — «Неотложку» тебе вызывать! Эта идея Гале не понравилась:

— Еще чего! Какая «неотложка»?! Намочи-ка мне лучше простыню в холодной воде!

И на пол полетела скомканная простыня.

Марина со вздохом подняла ее и двинулась в ванную, чтобы выполнить последнюю волю «умирающей».

Марине показалось, что в момент соприкосновения мокрой простыни с пылающим Галиным телом она услышала явственное шипение, какое бывает, когда на раскаленную сковороду плеснешь холодной водой. Зато на Галином лице мгновенно отразилось почти неземное блаженство.

— Ой, божечки, как хорошо! — прошептала она жаркими потрескавшимися губами. — Сразу легче стало!

Естественно, Марина порадовалась за нее, однако радость эта продолжалась недолго, поскольку простыня высохла на Гале буквально в считанные минуты, после чего Марине пришлось снова сломя голову нестись в ванную. А потом еще и еще… В общем, к тому моменту, как глянцевые, точно суперобложки, листы магнолий, растущие под окнами пансионата, порозовели от первых солнечных прикосновений, Марина успела сделать по крайней мере полтора десятка «ходок» с мокрой простыней наперевес.