Сделай что сможешь. Начало.

Всем путешественникам этого времени нужно памятники ставить, и купцам тоже. Эх, с чем же я столкнусь, начав своими рудниками заниматься? Жутко представить. Раньше-то на вертолёте вжи-ик – и ты на месте, а теперь, как там молодёжь в двадцать первом веке говорила, полный пипец. Надо в любые планы вносить поправку: дорога! Не-е... ДОРОГА!!!

Проехав деревеньку Далай, сделали остановку на перекус у речушки Еланк. Тут уже собралась компашка из деревни Абанской – семь человек, на трёх телегах, все старые знакомые по торгу в Устьянском. Посудачили немного, и в путь. Слава богу, из молодёжи кроме меня всего один парень, и то лет семнадцати. Старшим со мной как бы невместно разговаривать, я у них просто "подай-принеси", а молодые, пообщавшись, могли бы, в конце концов, разобраться, что я не такой, как все, и маска тормознутого эстонца не помогла бы. Да уж, казачок я засланный. Пойдут пересуды, что за малец такой странный, а нам это на фиг не упало.

– Мишка, вставай, к Перевозному подъехали, – Софа потрепала меня по плечу.

– А... И где оно?

– Вперёд посмотри, дома уже видать. Если хочешь оправиться29, то самое время. Потом, покуда не перевезут, не до того будет.

Чё-то я не врубаюсь, город-то где? Вон те сараюшки? Или это не город ещё? Перевозное? Через речку, что ли? Я спросонок не понимая озирался. Похоже, здесь не так давно прошёл дождь, и дорожная грязь размокла. Слезая с телеги, рискую все ноги извозюкать. Дед Ходок, глядя на мои раздумья – слезать или не слезать, усмехнувшись, сказал:

– От ты, фря30 кака! Эт-ка не грязь ещё. Вот бус31 месяц идтить буде, эвонде-ка грязь попре.

Ага, порадовал, блин. Народ разошёлся по кустам, и я решил, не помешает мне тоже прогуляться, хоть проснусь. Когда собрался обратно в телегу залезть, меня остановил недовольный голос деда:

– Дурничка32, допережь33 обутки34 батогом35 пожелуби36, после уж в хайку37 лезь.

Кажется, я ещё не проснулся.

Потихонечку доползли до деревни. Прокатились вдоль широкой и длинной улицы. Домишки тянулись одноэтажные и какие-то поблёкшие, побитые временем. Затем открылся вид на речку Кан и переправу через неё. А речушка неслабая такая, солидный паром ходит. На берегу в ожидании его пять телег и пара кибиток собрались. Мы пристроились следом. Ждать перевоза пришлось долго. Паром еле ползал, другого определения не придумать. Пока нас перевозили, я залюбовался рекой. Вот бы отдохнуть здесь и порыбачить. Ха, до сих пор рассуждаю категориями двадцать первого века. А впрочем, если переберёмся в Канск, я там и на рыбалку смогу ходить.

Ночевать устроились на берегу. Завтра с утра на базар, тут до города всего пара вёрст осталась. Ужинали с прекрасным видом на речку и расположившееся за ней Перевозное. Издалека оно выглядело намного лучше, чем вблизи. Хозяйкой стола, как и в Устьянском, опять выступала Варвара Игнатьевна. Любят же некоторые женщины кормить до отвала всех окружающих. И я, как самый молодой здесь, похоже, попал под раздачу слонов. Остальные лишь посмеивались, глядя на нас. Ну, мне это на руку, дома дичь лесная уже притомила, рыба не радует, зайчатинки маловато. А у людей свининка – пальчики оближешь и пироги, которые Софа почему-то не печёт.

В конце концов дед Ходок решил заступиться за мой желудок:

– Варвара, хватит потачить38 мальца.

– Так не вытник39 какой, гомоюн в дороге был.

– Да лопне. Турить40 его от стола надоть.

– Ить лопне! С чаго?

– На завтре-то варево41 хоть остатца?

– Ша веньгать42, дородно43 варева.

– Взаболь44 ли?

Варвара только руками взмахнула, окружающие уже откровенно смеялись. Эта компашка мне нравилась всё больше и больше: устоявшаяся, люди хорошие, все друг другу рады. Борьба за очередной пирог, затолкнутый в меня, продолжалась бы, наверно, ещё какое-то время, но я решил свалить искупаться, а то точно лопну. Кивнул и, буркнув набитым ртом: "Спасибо", выбрался из круга сидящих.

Тут же сзади донеслось ворчание деда – не понравилось ему, что я без спроса ушёл.

– Эт-ка неслух! Чеслить45 угощавшего надоть.

На него сразу шикнули:

– Очурайся46, послухмянный47 малец.

Дальше я уже не слушал. Боюсь, к концу поездки сам по-ихнему зачирикаю. И чего, интересно, меня гомоюном назвали? Это, насколько помню, значит работящий. Вроде ничего такого особого не делал, за лошадьми немного ухаживал, ну и телеги помогал из ям вытаскивать. Так скучно же, и тренировка хоть какая-то.

Берег не крутой, у самой реки кусты растут, там и разделся. Вода оказалась очень холодной, поплавать не удалось. Ничего не поделаешь, скоро зима. Быстренько ополоснулся и, стуча зубами, побежал обратно к костру. Вернувшись, застал приход новой пары. Как их представил один из наших, это его ятровица48 с мужем. Они принесли с собой два жбана пива, и мужики под неторопливый разговор их с удовольствием опустошили. Проболтали до темноты, потом дед Ходок объявил отбой:

– Надот-ка легчи49. Заутро50 вставать рано.