Как раз в это время зазвонил телефон, и мама начала разговаривать сначала с женой второго пилота, потом с женой папиного штурмана, потом с родственниками зимовщиков. Но всего этого Женька уже не слышал. При первом же звонке он влетел в свою комнату, сел за стол и, взяв заранее приготовленный мамой бланк для ответной радиограммы, написал большими буквами:
«ЗДРАВСТВУЙ, ДОРОГОЙ ПАПОЧКА».
Немного подумав, он поставил восклицательный знак, потом второй, затем хотел поставить и третий, но за окном на дворе кто-то закричал: «Ерохин! Женька!» — и тут же в воздух посыпались тире-точки азбуки Морзе, выбиваемые на водосточной трубе.
Женька подбежал к окну и влез на подоконник.
Внизу стоял его приятель Лёшка в окружении футбольной команды двора и палкой выбивал морзянку. На плече у него висел маленький транзистор.
— Про отца твоего передают! Слышишь? — заорал Лёшка, пуская свой приёмник во всю силу.
«…Уже не раз лётчик Ерохин сажал самолёт на осколки разбитых штормами ледяных аэродромов…» — проговорил маленький приёмник громким дребезжащим голосом.
По радио передавали статью из газеты о подвиге лётчика Ерохина. Во дворе стало тихо. Даже девчонки перестали визжать на площадке.
«…Приводил ночью тяжёлые машины на одном двигателе… — продолжал басить на весь двор приёмник… — взлетал во время ураганов…»
Все слушали: и мальчишки и девчонки; из подъезда вышла лифтёрша, из окон повысовывались соседи, и все смотрели при этом на Женьку так, как раньше на него никто не смотрел. А потом заиграла музыка.
— Выходи! — крикнул Лёшка. — Устроим футбольный салют!
Кто-то пнул мяч, и он взлетел свечой высоко в воздух.
— Нет! — крикнул Женька. — Я должен папе ответ написать.
— Тогда семьдесят три! — крикнул Лёшка и выбил эту цифру на трубе по азбуке Морзе, потому что эта цифра означает у радистов «счастливо».
— Вам тоже семьдесят три! — крикнул Женька, высекая тире-тире-точки из железного подоконника.
Он спрыгнул на пол и, заложив вокруг комнаты глубокий вираж, пошёл на посадку к столу.
Ледники Антарктиды шлют Женьке привет
Обычно ответы на радиограммы отца не вызывали у Женьки особых раздумий. В них описывал он и разные происшествия, и подробное содержание новых кинофильмов, и перечень вымененных у ребят редких марок, и репортаж футбольных сражений «Московских пингвинов» (так в честь Антарктиды назвали свою футбольную команду ребята с Женькиного двора).
Но сегодня, написав слова «Здравствуй, дорогой папочка!!», Женька вдруг почувствовал, что после всего, что случилось там, в Антарктиде, он должен, он обязан ответить совсем по-другому.
Отложив ручку, он заглянул в мамину комнату. В комнате было тихо. Мама уже сидела за столом и писала. Тогда Женька прошёл на кухню, облокотился на подоконник и задумался. Было слышно, как рядом в ванной комнате из крана падает вода. Удивительней всего, что вода падала не просто так, а по самой настоящей азбуке Морзе: то быстро-быстро — точками, то помедленней — знаком тире.
Тире-тире-точка… тире-тире-точка…
Под стук капельной радиограммы Женька стал разглядывать двор, на котором шла та самая жизнь, что ещё вчера почему-то казалась Женьке потрясающе интересной. Тяжело вздохнув, он вернулся в свою комнату, выходящую окнами на улицу Горького.
На перекрёстке возле светофора стояла жёлто-красная машина с надписью «Техпомощь». Сидя в металлическом гнезде, трое рабочих натягивали провод, оборванней троллейбусом.
Женька уже повернулся, чтобы отойти от окна, как вдруг увидел что-то такое, от чего Женькины голубые глаза стали сразу почти что чёрными. Вообще-то ничего особенного не произошло. Просто из-за угла на улицу Горького выехала машина, гружённая льдом. И никто, вероятно, кроме Женьки, не обратил на это внимания. Потому что грузовик вёз лёд. Самый обыкновенный лёд в магазины или в ларьки с мороженым. Но для Женьки Ерохина грузовик вёз в своём кузове не просто лёд. Он вёз в своём кузове Антарктиду! Папину Антарктиду! Её было совсем немало, этой гружённой в машину Антарктиды, — может быть, три, а может, даже и целых четыре тонны. Машина приближалась к дому. Лёд таял под горячим московским солнцем.
Он летел на асфальт мокрыми, быстро высыхающими тире-тире-точками, словно посылая Женьке радиограмму, может быть, от ледника Шеклтона или Эймери, а скорей всего от ледника Денмана, где Женькин папа разыскал заблудившихся зимовщиков.
— Перехожу на приём! — прошептал Женька, хватая карандаш и торопливо записывая прямо на подоконнике трассирующие тире-точечные знаки.
Он записывал до тех пор, пока грузовик со льдом неожиданно не свернул в переулок. Прикусив нижнюю губу, Женька быстро расшифровал радиограмму, подумал о чём-то, принял какое-то решение. Затем, приписав ниже по той же азбуке Морзе: «Мама! Я скоро вернусь!» и цифру «73!», он подбежал к шкафу.