— Тогда, значит, спокойной ночи, мама, — сказал я дрогнувшим голосом. И здесь я не выдержал (кто знает, может быть, мы с ней прощались навсегда). Я подошёл к маме и поцеловал её в щёку, держа в руках эти четыре предсмертных стакана с молоком. — И тебе спокойной ночи, папа, — сказал я, целуя и папу в щёку.
А своей сестре я только кивнул на прощание головой. Растяпа! Сидела рядом и не могла ничего подслушать. А ведь если бы подслушала, могла бы, в интересах всего человечества, наябедничать папе с мамой про змей и тем самым предотвратить гибель двух будущих отважных путешественников.
Простившись со всеми, я решил всё же ещё немного постоять. А вдруг произойдёт чудо и кого-нибудь в самую последнюю секунду осенит подозрение. Прошло пятьдесят или даже шестьдесят самых последних секунд. А я всё стоял со стаканами молока на тарелке.
— Ты чего? — опросил папа.
Я где-то читал, что перед смертью люди обычно просят за что-нибудь прощения. Ничего не поделаешь, придётся на всякий случай попросить. Я сказал:
— Папа и мама, вы простите нас с Мишкой, что мы съели ботинки и чуть не сожгли дачу…
— Боже мой! — сказала мама. — Я и забыла про это.
— Я не сержусь! — сказал папа. — Какие пустяки!
«Пустяки?.. Конечно, пустяки… По сравнению с нашей гибелью…»
Всё!.. Больше мне ничего не оставалось делать, как глубоко вздохнуть, развернуть плечи и твёрдой и нетвёрдой походкой направиться в свою комнату.
— Спокойной ночи, — сказал Мишка всем, присоединившись ко мне.
Мы подошли с ним к двери. Я постоял в нерешительности, потом открыл дверь и вошёл в свою комнату, как в могильный склеп.
Когда я вытащил из-под кровати свой чемодан, в котором был Мишкин чемодан со змеями, Мишка сразу ясе хотел извлечь свой чемодан из моего, но я наступил ногой на крышку.
— Подожди, Мишка, — сказал я, — ты пока не вытаскивай своих ужей.
— Почему моих? — сказал Мишка. — Теперь это наши общие ужи.
«Общие!.. У меня со змеями никогда не было ничего общего», — это я подумал про себя. А это я сказал вслух:
— Давай, Мишка, сначала пройдём всё, как будет, только без ужей… значит, мы пьём молоко из стаканов… А они из тарелки…
Мишка вылил два стакана молока в тарелку и сказал:
— А потом все ложимся спать.
— А можно, — спросил я, — чтобы уж для начала спал под кроватью, а я на кровати?
— «Под кроватью»! Да разве тебя будет уж после этого оберегать, если ты его будешь под кроватью держать?
— Хорошо, — сказал я. — Тогда пусть я лежу под кроватью, а он на кровати…
— Вечно ты со своими отговорками! — зашипел на меня Мишка, сталкивая мою ногу с крышки чемодана.
Потом он извлёк свой чемодан из моего, поставил его к себе на колени, оглянулся вокруг и сказал:
— Вместе так всё вместе!
С этими словами он сорвал пломбы из пластилина, щёлкнул замочками и стал медленно открывать крышку чемодана, а я так же медленно стал закрывать свои глаза.
Потом наступила такая пауза, что я подумал, что с Мишкой всё кончено. Бесшумно, как это и принято у змей. Вот настаёт и моя очередь…
— Странно, — услышал я в темноте голос Мишки. — Куда же они могли деться?
Я открыл глаза. Мишка сидел на стуле с чемоданом на коленях. Чемодан был совершенно пуст. Никаких ужей в чемодане не было. Мишка перевернул чемодан и даже потряс его, потом оглянулся по сторонам и тоскливо сказал:
— Интересно, куда же они могли задеваться?.. И пломбы целы… Неужели они выползли через это окошечко?..
Мишка повернул чемодан, и я увидел, что сбоку у него был выпилен кусок фибры и заделан тонкой металлической сеткой. Один угол сетки загнулся внутрь и образовал отверстие, через которое, вероятно, и выползли все ужи.
«А может быть, эти ужи уже поужинали и завалились спать, не дожидаясь нас с Мишкой?» — подумал я, осторожно откидывая одеяло со своей постели. Кровать была пуста. Тогда я сначала подумал, а потом высказал предположение, что, может быть, ужам больше понравилась мамина кровать (она мягче) и они устроились у неё под одеялом?.. Мишка осмотрел внимательно комнату от пола до потолка и сказал:
— Нет, ужи где-то здесь… Видишь, как ваш кот Васька сидит на шкафу?
Васька сидел на шкафу действительно с самым очумелым видом. Ясно было, что он чего-то так боится, что даже шерсть на загривке у него встала дыбом от страха.
— Это он ужей чует, — прошептал Мишка.
«Вряд ли бы Васька испугался ужей, — подумал я. — Он, наверно, чует, что эти ужи совсем не ужи».
— Вась, Вась, Вась! — позвал я кота, но он даже и не взглянул на меня. Просто махнул лапой в мою сторону, как бы говоря: «Да иди ты!»
— Вот что, — сказал Мишка, забираясь на стол. — Сейчас мы их высмотрим сверху и сцапаем. Ты осматривай правую сторону комнаты, а я левую.
Мы забрались с ногами на стол. Было тихо. Моё сердце стучало, как Наташкин бубен во время танца. Раздался тихий шорох. Я насторожился. Дверь в мою комнату стала тихо-тихо отворяться, и на пороге… тихо-тихо… появилась Наташка.
— Чего это вы сидите на столе? — спросила она подозрительным голосом. — Опять готовитесь?..
— Наташка, ты только не волнуйся, — прошептал я. — Дело в том, что Мишка принёс ужей для тренировки, а они все куда-то расползлись…