– Ванька-лопушок, Ванька-дурачок! Друга выручал, сам пропал. Хи-хи-хи, – вдруг скороговоркой выпалила она и стремглав умчалась в свой темный угол.
– Какого черта! – вскрикнул я и вскочил с постели.
Я подошел к шкафу, перевернул ворох одежды, там лежавшей, но никого не обнаружил.
– Спишь, студент?
В комнату вошел Денис. Я недоуменно уставился на него, указывая пальцем на угол.
– Там это… старушка…
– Какая старушка? Ты чего? – рассмеялся Денис. – На вот, опохмелись, а то чего только не померещится с непривычки.
Он протянул мне стакан, и я машинально выпил.
– Вот и отлично! – сказал Денис, забирая стакан и давая мне взамен большой темный соленый огурец.
Вдруг резкая боль в ноге заставила меня опуститься на скамью.
– Что такое? – Денис, увидев мое перекошенное лицо, подошел ближе.
– Да так, – сказал я, закатывая штанину. – Зацепился вчера, когда с моста упал.
Нога сильно опухла, а цвет царапины превратился из кроваво-красного в темно-бордовый, даже черный.
– Э, брат, да тебе к доктору надо. Как бы заражение не пошло. Так и ногу можно потерять.
Я вздрогнул. Перспектива одноногой дальнейшей жизни пугала.
– А далеко больница?
– Да недалече. В райцентре.
Я вспомнил вчерашний грузовик и обеспокоенно спросил:
– Доберемся?
– А то! У меня такая машина, что хоть куда добраться можно.
Мы вышли во двор, и Денис выгнал из гаража огромный черный внедорожник на таких же огромных колесах.
– Видал? На такой сам черт нам не помеха.
Вдруг громкий протяжный крик донесся из дома. Он мало был похож на человеческий звук, и холодок пробежал у меня по спине. Мы дружно повернули головы в сторону дома. Дверь распахнулась, и на пороге показалась жена Дениса. Она была в длинной белой сорочке, волосы распущены и взлохмачены, глаза широко распахнуты, зрачки расширены. В два огромных прыжка она подскочила к Денису и, пытаясь вцепиться ногтями ему в лицо, закричала истошным голосом:
– А я тебе говорила! Я тебе говорила!
– Да ты ополоумела, что ли?
Денис держал ее за руки, но было видно, что ему удается это с трудом. Она резко вырвалась и, запрыгнув на забор, взгромоздилась там, словно курица-наседка.
– Я тебе говорила! Я тебе говорила! – не переставая, кричала она.
Затем она прыгнула на ворота, с ворот на улицу и понеслась по ней, продолжая выкрикивать:
– Я ему говорила! Я ему говорила! Я ему говорила…
Денис бросился в дом. Я остался во дворе, плохо соображая, что происходит. С улицы во двор зашел дед Степан.
– Что это с ней?
В ответ я лишь смог пожать плечами.
– А Дениска где?
Я кивнул на дом. Тут на пороге показался Денис, держа в одной руке ружье, а в другой небольшое полено.
– Что случилось? – одновременно спросили мы с дедом Степаном.
– Леший Ваньку утащил, – ответил Денис и с силой отбросил полено в сторону.
– Что? – воскликнул я, но Денис не стал отвечать и сел в машину.
– Поехали, – сказал он спокойно.
– Да черт с ней, с ногой этой, – сказал я, думая, что Денис собрался меня везти в райцентр в больницу, когда тут такое твориться.
– Давай, давай, давай… – подтолкнул меня дед Степан, и мы сели в машину.
Мы вылетели из двора и помчались по улицам деревни, оставляя позади большие клубы пыли. Вдруг прямо посреди дороги появилась сгорбленная фигура девушки.
– Черт, только ее нам еще не хватало! – вдруг резко выругался Денис и нажал на газ.
– Ты что делаешь?! Тормози! – закричал я, так как Денис и его огромный внедорожник летели прямо на девушку.
В самый последний момент мне удалось повернуть руль, и машина, вильнув на дороге, выскочила из деревни. В тот самый миг, когда огромный внедорожник пролетал в паре сантиметров от девушки, я вдруг увидел ее глаза, и время застыло. Это были те самые черные глаза той горбатой девушки из моих ночных кошмаров. И она смотрела прямо на меня. Не на Дениса, не на деда Степана, не на машину вообще. Она смотрела прямо мне в глаза, забираясь куда-то глубоко внутрь.
– Ты с ума сошел? – кричал я на Дениса. – Ты же мог задавить человека!
– Не человек это.
– А кто?
– Ведьма!
– Денис, ты пьян, – сказал я как можно спокойнее, понимая, что от алкоголя и нервного потрясения, вызванного тяжелой болезнью ребенка, у Дениса произошло некоторое помутнение рассудка.
– За собой смотри, – огрызнулся он.
– Кто это? – обратился я к деду Степану, надеясь его переманить на свою сторону и как-то вдвоем успокоить Дениса.
– Дурочка местная. Настенька. Отца у нее никто никогда не видел, а мать скверная баба была. Померла год назад. Вот с тех пор Настенька одна живет. Хорошая девка, но немного не от мира сего.