Сделка

– Конечно, там есть венерические заболевания. Ведь чтобы заработать их, достаточно определенной марки из твоей продовольственной книжки.

– Ты мне напомнил, – сказал я, вставая и бросая салфетку на стол, – что мне надо зайти в городское управление и получить там мою.

– Венерическую болезнь?

– Продовольственную карточку. Элиот пожал плечами, встал и взял счет.

– Теперь твоя битва здесь, Нат.

– Как и у всех, – сказал я и вытянул счет из его рук. – Я угощаю. Считай это приятной неожиданностью.

– В чужой монастырь со своим уставом... Мы вышли на улицу. Снегопад прекратился, но бушевал ветер, так что лучше погода не стала.

– Береги себя, – сказал мне Элиот.

– Конечно, приятель.

Он внимательно на меня посмотрел.

– А ты спал?

– Немного.

– Ты похож на черта.

– А ты на кучу дерьма.

– Не удивительно, что мы не можем быть рядом, – сказал Элиот и ушел.

Через час я уже сидел в моем офисе с продовольственной карточкой в бумажнике и звонил по поводу кредитных чеков, список которых на моем столе оставил Луи Сапперстейн. Зашла Глэдис и спросила меня, не хочу ли я кофе. Я сказал – конечно – сладкую блондинку. Она переспросила. И я объяснил, что так американские солдаты называли сахар и сливки. И теперь я попивал кофе и звонил, удобно устроившись на своем вращающемся стуле. Вдруг зазвонил телефон.

– Детективное агентство «А-один», – произнес я впервые за долгое время.

– Геллер?

Это был хриплый знакомый голос, но я не мог понять, чей.

– У телефона.

– Это Луис Кампанья.

Знакомый холодок пробежал у меня по спине. Я выпрямился.

– Привет, Луи.

– Ты был молодцом там.

– Где?

– Да там, с этими японскими сволочами. Ты был молодцом, и Фрэнк просил передать тебе, что он тобой гордится. Мы рады, что ты жив и невредим, и все такое.

– Ну что ж, спасибо, Луи.

Молчание.

В конце концов он его прервал:

– Это хорошо – быть живым и невредимым.

– Конечно.

– Как только ты вернулся, твое имя в первый же День попало в газеты, не так ли?

– Да. И что?

– Как тебе это удалось, Геллер?

– Так уж получилось. Друри был в моем офисе, когда позвонили и сообщили о Карей. Он приходил, чтобы повидать меня, ведь мы с ним вместе работали по делам карманников в былые времена, ты знаешь.

Молчание.

– И я пошел с ним, – сказал я. – Ты знаешь что я был близок с Эстелл.

– Да, мы знаем. Это ужасно – то, что с ней случилось.

Я попытался уловить скрытую угрозу в его голосе, но не смог.

– Ужасно, – согласился я.

– Тебе не следует заниматься этим.

– Расследованием, ты хочешь сказать.

– Да.

– Мне интересно, кто убил Эстелл, Луи. Но я оставлю это Друри.

– Отлично.

– Я не хочу верить в то, что Фрэнк имеет к этому отношение. Молчание.

– Это не в его стиле, – продолжал я.

Молчание.

Потом он произнес:

– Фрэнк может захотеть встретиться с тобой.

– Это не очень-то хорошая мысль. Федеральный обвинитель знает, что мы с Фрэнком встречались время от времени. Меня спросят о нашей встрече.

Молчание.

– Но можешь сказать Фрэнку, что у меня возникли кое-какие медицинские проблемы – после войны. У меня там была амнезия.

– Это означает, что ты забываешь некоторые вещи.

– Именно так, Луи.

– Это отличная болезнь. Фрэнк будет рад это услышать. Держи нас в курсе дела, если "П" будет интересоваться тобой. – Под "П" Кампанья подразумевал правительство. – Возьми карандаш.

Я взял карандаш.

Он дал мне номер телефона.

– По этому номеру я могу позвонить тебе? – спросил я, пытаясь понять, зачем ему это нужно.

– Владелец этого номера может связаться со мной, – сказал Кампанья. – Позвони им, а я перезвоню тебе.

Щелчок в трубке означал окончание нашего разговора.

Меня должен был потрясти этот звонок, но вместо этого я почувствовал странное разочарование. Как и «Бергофф», Кампанья не сильно изменился. Еще одна примета Чикаго – судя по сообщениям газет, контрабандой мяса занималась Компания Нитти. На нее не повлияло введение продовольственных карточек.

Я глотнул сладкого кофе со сливками и сделал еще один звонок по поводу кредитных чеков.

Вскоре после трех кто-то постучал в мою дверь. Это был сильный и уверенный стук.

– Открыто! – крикнул я.

Сержант морской пехоты вошел в комнату и захлопнул за собой дверь. Ему было лет сорок; он был одет в отглаженные голубые брюки, рубашку цвета хаки с галстуком и шляпу. На блестящих ботинках отражался свет люстры. Он держался очень прямо, по-военному.

– Рядовой Геллер? – спросил он, снимая шляпу. В другой руке он тоже кое-что держал – маленькую синюю коробочку.

– Да, – ответил я, вставая. Он показался мне знакомым. Кем был этот человек? Он подошел к моему столу.

– Я пытался дозвониться вам, но телефон был занят.

– Да, извините. Мне много приходится звонить по работе. Черт, я вас знаю. Вы – сержант, который меня определил в армию.

Я обошел свой стол и протянул ему руку. Мы обменялись рукопожатием, а он переложил шляпу в ту руку, в которой держал коробочку. Его улыбка была сухой, рукопожатие – уверенным.

– Добро пожаловать домой, рядовой, – произнес он.

– Что привело вас сюда, сержант?

Он вручил мне маленькую квадратную коробочку с закругленными углами.

– Мне выпала честь передать это вам, рядовой Геллер.