– Я не имею никакого отношения к российским спецслужбам, – отчеканил Андрей. – И мне непонятно, почему вам в голову пришла такая нелепая мысль.
– Нелепая мысль… – Следователь усмехнулся. – Вас, господин Соколов, обвиняют в убийстве. И вам, если вы, конечно, не хотите закончить свои дни в камере, придется рассказать мне всю правду, касающуюся вашего визита во Францию. Вы меня понимаете? Правду, а не ту чепуху, которую вы мне пытаетесь рассказать сейчас.
Нет, придется все-таки потребовать адвоката! Что за манера у следователей объявлять любой рассказ чепухой.
– Я, – начал Андрей и замолчал. В мозгу промелькнула какая-то неясная мысль, и вдруг он вспомнил. Конечно! Записка Мартинеса написана на куске бумаги, отрезанном от большого листа. Вот на что он обратил внимание. На идеально ровный, явно отрезанный край записки. Почему этот кусок отрезан, а не оторван? Ведь Жильбер Мартинес писал записку в тюрьме, в камере. Откуда в его камере появились ножницы? Значит, Мартинес передал на волю не короткую записку, а целый лист. А от этого листа кто-то отрезал кусок. Кто это мог сделать? Та, кому записка Жильбера Мартинеса была предназначена. Его жена.
– Вы меня слышите, мсье Соколов? – следователь повысил голос.
– Простите. – Андрей встрепенулся. – Простите, господин следователь, не могли бы мы перенести нашу беседу? Я не очень хорошо себя чувствую.
– Понимаю, – улыбнулся следователь. – Хотите подумать? Подумайте, господин Соколов. Но если вы решили тянуть время, то делать это до бесконечности мы вам не позволим. Судя по всему, вы – опытный агент и должны уметь проигрывать. Поверьте, мы только хотим договориться. Не упрямьтесь, прошу вас. Подумайте о своем положении.
– Я подумаю, – кивнул Андрей. – Обязательно подумаю.
Дверь кабинета открылась, и на пороге встал охранник.
– Верните господина Соколова в камеру, – распорядился следователь, и его бесцветные глаза вновь потеряли всякий интерес к происходящему.
5
Громкоголосый гигант Шарль Баррузи по прозвищу Боксер оказался полной противоположностью сухонькому и еле слышно говорившему Луи Перрону. Баррузи ворвался в кафе, похлопал по плечам сидевших у дверей посетителей, ущипнул за щеку брюнета-официанта и, обняв за плечо Луи Перрона, увел его за стойку. Несколько секунд они о чем-то шептались, Луи Перрон кивал в сторону Лизы, а гигант посматривал на нее угрюмым взглядом исподлобья. Лиза чувствовала себя неуютно под этими взглядами, морщилась, ежилась, едва не опрокинула чашку с кофе и наконец отвернулась к окну. «Подумаешь! – обиделась она. – Что это за боксер такой, которого надо так уговаривать подсесть ко мне! Кажется, они слишком высокого мнения о себе в этом захолустье. Видишь ли, парижские камни им не нравятся. А между прочим, по этим камням…»
– Вы позволите, мадемуазель? – услышала Лиза и обернулась.
Гигант Баррузи стоял возле ее столика.
– Конечно! – заторопилась Лиза. – Прошу вас, садитесь, мсье!
Баррузи отодвинул стул, причем сделал это так, будто стул весил не больше надувного шарика, и сел. Официант поставил перед ним большой бокал светлого пива и вопросительно уставился на Лизу.
– Бокал «Мартини». – Лиза решила, что еще одну чашку кофе ей не осилить.
– Меня зовут Шарль Баррузи, – начал гигант. – Луи сказал мне, что вы интересуетесь аварией, которая произошла в наших краях 12 апреля тридцать пятого года.
– Да! – закивала Лиза. – Мне действительно очень важно знать, что произошло в тот день. Вы помните эту аварию?
В голосе Лизы прозвучало сомнение. Баррузи не выглядел глубоким стариком, а по расчетам Лизы, человеку, который помнил эту аварию, должно было быть лет девяносто.
– В этой аварии пострадал мой отец, – ответил Баррузи.
– Вот как?! – вырвалось у Лизы.
– Он был водителем грузовика, который перевернулся на шоссе.
Лиза судорожно вздохнула, не веря в собственную удачу. «Господи! – подумала она. – Судя по всему, ты лично занимаешься этим делом. Кто, кроме тебя, мог остановить меня на выходе из кафе и заставить задавать вопросы Луи Перрону?»
– Почему вас интересует эта авария? – спросил гигант, водя большим пальцем по стеклу стоящего перед ним бокала. – Перрон говорил что-то, но я не очень понял. Какие-то исследования автомобильного движения?
Лиза покачала головой. Она была готова к этому вопросу и решила сказать гиганту правду. Врать бессмысленно. Все равно она запутается, ошибется в каких-нибудь деталях, и тогда нечего рассчитывать на ответную откровенность Баррузи.
– Нет, – Лиза вздохнула. – Исследования тут ни при чем. Просто в этот день из вагона Восточного экспресса исчез мой дед. Его звали Жан Вальдман. Я пытаюсь понять, что с ним произошло.
– Из вагона Восточного экспресса? – В голосе гиганта Лиза услышала какую-то пока неясную ей заинтересованность. Баррузи помолчал и добавил: – И здесь Восточный экспресс.