– Мои родители погибли во время пожара в деревне, – отчеканила она. – Бабушка Альма спасла меня из огня и вырастила. Мы жили в кожевенной мастерской, она там убиралась за кусок хлеба и угол под лестницей. Когда мне было десять лет, бабушка заболела и умерла.
Прорицательница закрыла лицо тощими, иссохшими руками и зарыдала, громко, неистово, точно впавшая в истерику сумасшедшая. Беатрис испугалась и подскочила на ноги.
– Успокойтесь, – пробормотала она, не зная, как угомонить старуху. – Мне жаль, что я вас так расстроила.
Сестра Сибил захлебывалась слезами, вздрагивала и, казалось, ничего не слышала. Бетти набрала пригоршню воды из кувшина и обрызгала старуху. Та встрепенулась и подняла на ее свои жуткие, затянутые белесыми пленками глаза.
– Мне так жаль, что Амире довелось пережить подобное, – промолвила она всхлипывая. – Но она хотя бы увидела, как ты подросла. Это слабое утешение, но все же.
– Да перестаньте вы болтать всякую ерунду! – разозлилась Беатрис. – Говорю вам…
– Я могу доказать свои слова, – перебила ее сестра Сибил, и Бетти тут же уставилась на нее требовательным взглядом, сложив руки на груди. – У тебя хранится медальон с портретом твоей матери. Достань его.
Беатрис, пребывая в крайнем раздражении, вытащила из заплечного мешка украшение и протянула старухе. Та осторожно приняла его и сказала:
– А теперь открой шкаф. Там на верхней полке лежит овальная миниатюра. Мы как-то приютили и вылечили одного художника, и он в благодарность изобразил меня в окружении адепток ордена. Амира стоит справой стороны и держит меня за руку.
Бетти нашла картину и с тревогой вгляделась в лица изображенных девушек и женщин. Ее мама стояла возле еще зрячей и не такой дряхлой сестры Сибил и бережно сжимала ладонь прорицательницы. На ней был серый шерстяной балахон, какой все здесь носили, она счастливо улыбалась, и в прекрасных карих глазах не было той тоски, что уловил мастер, нарисовавший позже ее эмалевый портрет. В них светилась бесконечная доброта, искренность и любовь.
Миниатюра выскользнула из рук Беатрис, и она пошатнулась от навалившегося на нее потрясения. Сердце застучало в груди как одержимое, перед глазами потемнело, и она схватилась за дверцу шкафа, едва его не опрокинув.
– Осторожно! – заволновалась прорицательница. – Сядь-ка лучше за стол.
Бетти с трудом доплелась до стула и тяжело опустилась на него. Она не могла осознать все, что узнала, и пребывала в полнейшей прострации. Сестра Сибил молчала, давая ей время прийти в себя.
– Кто мой отец? – спросила Беатрис, как только справилась с захлестнувшими ее чувствами.
Прорицательница опустила голову и тихо ответила:
– Не могу тебе сказать. Сейчас не время для этого.
– Что? – глухо переспросила Бетти, вскинув на нее ошарашенный взгляд. – Вы обязаны назвать его имя.
– Прости, но не могу, – снова заливаясь слезами, замотала головой старуха. – Ты скоро все узнаешь, но не сейчас.
– Тогда нам не о чем больше говорить, – отрезала Беатрис и поднялась из-за стола.
– Постой! – вскричала сестра Сибил, но тут же постаралась придать голосу мягкую, просительную интонацию. – Я порядком утомилась сегодня, да и поздно уже. Давай продолжим разговор завтра. Адептки проводят тебя в гостевую спальню. Ты отдохнешь, а на рассвете я буду ждать тебя здесь.
Беатрис заколебалась, идти ей было некуда, а за окном уже разгорался закат, окрашивая небосклон в лиловые тона. В дверь постучали и вошли знакомые Бетти девушки.
– Помогите гостье устроиться, – распорядилась прорицательница.
Адептки поклонились, и одна из них сказала:
– Следуй за нами, Беатрис Сонар.
Бетти вздохнула, забрала свои вещи и, покидая комнату, проговорила:
– Надеюсь, завтра я узнаю имя отца.
И не прощаясь, вышла в коридор.
Глава 16
Эдман провел бессонную ночь, размышляя над исчезновением Беатрис, и с трудом дождался часа, когда Вилмор обычно уходил на службу. Он вооружился любимой тростью с набалдашником в форме головы льва и отправился в особняк старого друга, рассчитывая застать его дайну одну.
Дворецкий ничуть не удивился тому, что Эдман явился без предупреждения, поскольку в последнее время тот стал частым гостем не только в департаменте, но и в доме максиса Иксли.
Медин Крат отвесил ему почтительный поклон и сказал:
– Господин уже отбыл на службу, но дайна Селеста у себя. Хотя через час ей тоже предстоит уехать.
– Я не задержу дайну Грей надолго. Вы не могли бы доложить ей о моем приходе?
– Разумеется, максис Джентес.
Дворецкий проводил его в роскошную гостиную и попросил немного подождать. Не прошло и четверти часа, как вошла Селеста, одетая в элегантный бежевый жакет и просторную юбку оттенка темного шоколада. Эдман оценил ее внешний вид и понял, что она приготовилась к выходу и явно не намерена задерживаться ради незваного гостя.
– Доброго дня, максис Джентес, – сделала она книксен. – Медин Крат сказал, что вы хотели переговорить со мной. Чем могу помочь?
– Здравствуйте, дайна Грей, – едва сдерживая рвущуюся наружу неприязнь, проговорил Эдман. – Да, я хотел бы задать вам один немаловажный вопрос.