Сделка с профессором (СИ)

-Я буду принадлежать только вам! – выдохнула адептка и, закрыв глаза, потянулась к нему за поцелуем.

От ощущения упругой горячей женской груди в своей ладони Эдмана бросило в жар, но он отпрянул от Хаксли и процедил:

- Да вы с ума сошли! Немедленно оденьтесь! Если нас кто-то увидит, меня обвинят в домогательствах. Причем совершенно беспочвенно.

- Здесь никого нет, -принялась как одержимая шептать Элиза, цепляясь тонкими пальцами за полы его сюртука. – Все на празднике. Нам никто не помешает.

- Да о чем вы вообще?! – прошипел Эдман, хватая ученицу за обнаженные плечи и с силой встряхивая. – Между нами ничего нет и быть не может. Я вас старше почти на двадцать лет. Этой осенью вы заключите контракт и отправитесь служить каком-нибудь максису.

- Нет! – выпалила она, заливаясь слезами. – Только не это! Я хочу быть с вами и больше ни с кем!

- Я не заключаю контракты с дайнами, - отрезал Эдман, пытаясь натянуть на адептку узкое платье. – Я не нуждаюсь в ваших услугах. Проявите благоразумие и не губите себя.

- Я вам не нравлюсь? – Она вдруг вся поникла, опустила голову, перестала упираться и позволила ему застегнуть платье. – Все дело в этом? Вы меня не хотите? Я думала, все мужчины хотят обладать женщинами.

Эдман схватился руками за голову и принялся увещевать наивную глупышку:

- Послушайте, Хаксли. Вы симпатичная девушка. Очень даже привлекательная. И вы обязательно встретите мужчину, который по достоинству оценит вас. Но это будет много позже. Когда вы повзрослеете и окончите службу по контракту. Это единственный путь к счастью для вас. Я не тот человек, который вам нужен. У меня скверный характер, и я не выношу посторонних в своем доме. Молоденькая дайна – это последнее, что мне нужно в жизни. Уж поверьте.

- А если бы на моем месте была Беатрис Сонар? – спросила Элиза и впилась в него требовательным, горящим взглядом. – Вы бы тоже отказали ей?

У Эдмана пересохло во рту. На мгновение он представил, что вместо Хаксли его руки ласкают обнаженную Сонар, ему стало невыносимо душно, и он глухо сглотнул.

- Молчите, - усмехнулась адептка и отступила от него к лестнице. – Значит, это правда. Вы влюблены в нее, поэтому не желаете иметь со мной ничего общего.

- Перестаньте нести всякую чушь! – рявкнул Эдман с такой злостью, что Элиза в страхе попятилась. – Я уже сказал, что мне не нужна дайна. Ни вы, ни Сонар, ни кто бы то ни было еще! Я здесь работаю преподавателем, а не подыскиваю себе бестолковую девицу в приживалки. У меня своя налаженная жизнь, и я ни в кому не нуждаюсь. А теперь чтобы духу вашего здесь не было. Если через пять минут я не обнаружу вас в парадном зале мило беседующей с гостями, пеняйте на себя. Ясно?!

Элиза принялась кивать, а в ее синих глазах отразился ужас. Она бросилась наверх и помчалась, не разбирая дороги.

– Да чтоб вас всех! – прорычал Эдман и грохнул кулаком по стене.

Резкая боль немного привела его в чувства, и смятение, вызванное нежданным признанием, потихоньку начало отпускать. Но гнев все еще клокотал в душе Эдмана, и он решил поскорее вернуться в зал, отыскать Атли Баренса, потолковать с ним как следует и тут же убраться из Камелии раз и навсегда.

Следящее заклятие, прикрепленное к платью Сонар, развеялось в тот миг, когда Эдман отдалился от нее на приличное расстояние, поэтому теперь он собирался снова применить нужную формулу, но войдя в зал, понял, что Беатрис здесь нет.

Глава 28

За один вечер Беатрис столько раз настойчиво обнимали, гладили, прижимали и откровенно трогали, что она начала вздрагивать от любого мимолетного, случайного соприкосновения с рядом проходящим гостем. До праздника ей казалось, что смотрины – это волшебное действо, словно сотканное из тонкого флера грации, красоты, магии и мужского внимания. Прошлогодние выпускницы именно так и рассказывали по секрету третьегодкам об этом. Но теперь она поняла, как же все было преувеличенно и по большому счету искажено.

Максисы вовсе не смотрели на адепток с восхищением и не были подчеркнуто галантны и сверх всякой меры обходительны. Наоборот, они показывали себя высокомерными, грубоватыми, чересчур напористыми и не соблюдающими элементарных правил приличия. Поначалу Беатрис еще пыталась строгим выражением лица показать, что ей неприятны двусмысленные комплименты с чувственной окраской и намеками на не совсем понятные ей вещи, но потом осознала всю тщетность подобного поведения и принялась открыто просить не говорить пошлости и не стискивать ее так, что дышать становилось больно. Только и это слабо помогало.