Сделка с профессором

– До меня дошли сведения, – начал уже более уверенным, деловым тоном Зигрид, – что ты моя дочь. Не скрою, для меня это явилось неожиданностью. Но я счастлив, что ты жива и нашлась. Много лет назад у меня был роман с твоей матерью. Амира пропала при таинственных обстоятельствах, а потом мне сообщили, что она мертва. Я не предполагал, что она успела родить ребенка, и если бы узнал о тебе раньше, непременно бы забрал и вырастил во дворце.

У Беатрис на глазах навернулись слезы, и она закрыла лицо руками. Ее охватили смешанные, противоречивые чувства. Она радовалась тому, что отец воспринял новость о ней с благосклонностью, хоть и не было понятно, как он обо всем узнал. Но в то же время невольная обида за мать подспудно отравляла душу. Правитель упомянул о ней вскользь, будто нехотя, точно она ничего для него не значила, а главным был именно факт рождения дочери. 

– Теперь, когда ты наконец здесь, – продолжал Зигрид, – тебе будут оказаны все те почести, коих ты была лишена все это время. 

Бетти насторожилась и подняла на монарха глаза.

– Разве иметь ребенка от дайны не является нарушением закона? – уточнила она, смахнув слезинки.

Зигрид на мгновение отвел взгляд, но все же ответил:

– Мы не планируем предавать огласке имя твоей матери. Закон един для всех, и я не исключение. Максисы не простят, если узнают, что я позволил себе близкую связь с лоункой. Поэтому для всех ты будешь бастардом, рожденным моей фавориткой, максиссой Пенелопой Куракс. Эта дама была широко известна в высшем обществе, но в прошлом году скончалась от внезапной болезни. Придется немного изменить твою внешность, чтобы сходство с Беатрис Сонар не так явно бросалось в глаза. После награждения на балу тебя все знают в лицо.

Гнев и досада охватили Беатрис, и она не сдержала рвущееся наружу негодование.

– Зачем такие сложности, ваше величество? Мы не знали друг друга много лет, и это нисколько не мешало нам. Я предпочитаю оставаться дочерью Амиры Лонгин и не собираюсь стыдиться своей матери. Она пожертвовала всем ради меня, и мне не престало забывать об этом.

 По изможденному лицу Зигрида пробежала тень.

– Никто не настаивает на том, чтобы ты предала ее память забвению. Но ты должна понимать, как важно сделать твое появление во дворце приемлемым для высшей знати. 

– Мне совершенно неясно, зачем все это. Я не претендую ни на ваше внимание, ни уж тем более на внимание придворных. К признанию и утверждению своего статуса я не стремлюсь. И если уж на то пошло, вообще не хочу здесь оставаться. Меня ждут в другом месте.

Серые глаза монарха сверкнули холодной яростью, и Зигрид процедил:

– Твое место здесь, и ты останешься во дворце, пока я не отдам других распоряжений. Если ты рассчитываешь, что сможешь и дальше вести прежний образ жизни, то глубоко заблуждаешься. Моя дочь не будет ютиться по чужим углам и принимать покровительство посторонних мужчин. У тебя есть отец, нравится тебе это или нет. И тебе придется считаться с моей волей.

Беатрис вспыхнула при столь явном намеке на ее отношения с Эдманом и вскочила на ноги.

– Вам стоило раньше озаботиться своими отцовскими притязаниями. Мне уже исполнилось восемнадцать, и вы не вправе принуждать меня к чему-либо.

Загрид медленно поднялся и оперся ладонями о стол.

– Ошибаешься. По всемирным законам отпрыски королевской крови становятся совершеннолетними только в двадцать один год, а до этого исполняют родительскую волю беспрекословно. Так что будь добра, умерь свой пыл и готовься к посвящению. Скоро в соборе божественной пары епископ при всем высшем свете определит твою принадлежность к правящей династии и проведет обряд включения в род Вайзалов.

Император в ожесточении вдавил зеленый кристалл на пюпитре, и на его вызов в кабинет вошел максис Болди.

– Проводите госпожу Беатрис в ее покои, – не дав ему и рта раскрыть, распорядился правитель.

Секретарь поклонился Бетти и распахнул перед ней дверь.

– Вы меня не заставите, – отрезала она и вышла в приемную, где ее дожидался конвой из четырех стражей.

Глава 22

Пока Эдман восстанавливался после сильнейшего энергетического истощения, многое переменилось и не только для него самого. Магический фон мира начал иссякать, маны с каждым днем накапливалось в резервуарах людей все меньше и меньше, заклинания не работали, и артефакты оставались единственным сохранившимся в неизмененном виде оплотом колдовства. Ученые трубили по всему миру о произошедшей катастрофе, но никто не понимал, что случилось, и как это исправить.

Эдман узнал об этом, как только начал разбирать накопившиеся за время беспамятства письма. Столичную академию магии закрыли, поскольку ситуация с маной оставалась настолько неясной, что все преподаватели занимались исключительно научными изысканиями и пытались определить, в чем причина изменений магического фона. Адептам продлили каникулы на неизвестный срок, и Эдман получил от ректора распоряжение, предписывающее ему присоединиться к академической группе исследователей.