Secretum

– Я не понимаю. Мне бы и в голову не пришло заказать портрет трех неживых предметов, которые к тому же… как бы это выразить…

– Приносят несчастье? Нет, конечно. Но кардинал узнал от Бастарда, что тот сделал то же самое: перед отъездом в Париж заказал для себя в Антверпене картину с изображением подарков. Однако на ней был нарисован небесный глобус, а не глобус Земли, который в тот момент находился в мастерской золотых дел мастера, где к нему подгоняли массивную ножку из золота.

Таким образом я обнаружил, что вилла, на которую мы попали, чтобы найти следы пребывания здесь трех кардиналов, собравшихся на тайную встречу, хранит тайну еще одной триады: трех подарков Капитор.

При таких обстоятельствах, естественно, от меня не укрылось важное изменение в изложении Атто. Сначала он сказал, что вернулся в Рим, чтобы остаться до следующего конклава, потому что хотел проследить, чтобы он прошел так, как того желал король Франции. Одновременно он умолчал, что было действительно странно, о другом важном политическом событии нынешнего момента – борьбе политиков и королевских домов за Испанское наследство. И тем не менее он занимался этим. Насколько серьезно – об этом я узнал из его тайной переписки с мадам коннетабль. Сейчас Атто наконец стал признавать сей тайный интерес и в обращенных ко мне речах. Неудивительно, что он был до смерти напуган, когда я упомянул о таинственном тетракионе в связи с Испанским наследством, и для него не было ничего важнее, как немедленно отправиться вместе со мной на «Корабль» на поиски следов загадочного предмета. При условии, что речь действительно шла о вещи, как я сам подумал:

– Пардон, синьор Атто, но все же мне далеко не все ясно. Камеристка испанского посольства говорила о Тетракионе как о наследнике испанского трона, то есть как о человеке. Судя по тому, что рассказали вы, это, наоборот, вещь.

– Дело в том, что я знаю об этом не больше тебя, – кратко ответил он.

Такого ответа мне было недостаточно, и я хотел уже возразить, как вздрогнул от неожиданного шума. Я хорошо услышал его – это не были отзвуки музыки.

– Это вы?

– Нет. И ты это отлично знаешь.

Наступил момент, когда нужно было оглядеться и выяснить, кто тут шныряет так близко от нас.

Из среднего окна салона их было видно довольно хорошо. Они были там, в саду. Он, молодой человек, не особенно высокий и выглядевший беспомощным. Мне удалось хорошо рассмотреть его. Нельзя сказать, что он был некрасив, однако маленькие глаза, казалось, еще не нашли своего места на лице, черты которого были размытыми, а нос – слишком большим и толстым. Он находился в том молодом возрасте, когда тело подвержено влиянию буйных весенних сил и расширяется изнутри, словно хочет разорвать нежную детскую оболочку.

Неуверенная нервная походка выдавала его горячее желание, как хорошо воспитанного молодого человека, быть галантным и одновременно наконец-то вести себя свободно.

Затем она. Со своего места (мы прижались носом к оконным стеклам, но стояли слишком далеко) я мог видеть только ее профиль. Конечно, я узнал ее после вчерашней встречи.

Сначала он держал ее за руку, затем вдруг отпустил и забежал вперед, повернулся к ней и шел, оживленно жестикулируя, говоря какие-то любезности. Он шутливо положил руку на рукоять своей шпаги, жестами и мимикой изображая дуэль.

Она смеялась и предоставляла ему свободу действий. Ее шаг был легким, она шла почти на кончиках пальцев, как балерина, вращая в руках зонтик из розового кружева – волшебный бокал, в который она ловила его слова. Ее прическа слегка растрепалась – очевидно, после недавних объятий и поцелуев, которые она, видимо, страстно желала продолжить как можно скорее, сейчас же, за ближайшей живой изгородью.

Мы уловили только бессвязные обрывки разговора.

– Я бы с удовольствием… Если бы вы только знали… – услышал я его слова среди шума листьев.

– Ваше величество, если вы… тогда может произойти… – донесся ее ответ.

Я повернулся к Атто.

Он отступил на несколько шагов от окна. Он наблюдал за происходящим, застыв, словно каменный истукан, с остекленевшими глазами, напряженными челюстями и сжатыми губами.

Когда я повернулся к той паре, она уже скрылась среди деревьев.

Мы некоторое время не двигались с места и как прикованные смотрели туда, где только что была эта пара.

– Та девушка… она очень похожа на портрет мадам коннетабль в молодости, – нерешительно проговорил я. – Но и у молодого человека такое знакомое лицо…

Атто молчал. А между тем опять зазвучал мотив фолия.

– Может быть, я видел где-то его статую или портрет… Такое может быть? – продолжал я, не решаясь высказать свое предположение открыто.

– Действительно, он имеет некоторое сходство с одним из бюстов на главном фасаде «Корабля», там, в одной из ниш. Но прежде всего он напоминает портрет, который ты видел здесь, внутри здания.

– Какой?

Он ничего не ответил. Затем глубоко вздохнул, словно освободился от тяжкого бремени, которое, невидимое, до сего момента лежало на его душе.