Secretum

– В этом проклятом месте происходят странные вещи, которых я не могу понять. Может быть, здесь из земли исходят ядовитые миазмы: я знаю, такое случается в некоторых местах.

– Вы хотите сказать, что мы стали жертвами галлюцинаций?

– Возможно. Как бы там ни было, мы находимся здесь с определенной целью и никому не позволим становиться у нас на пути. Это ясно? – внезапно громко крикнул он, как будто бы в этих стенах кто-то еще слушал его.

И снова на нас опустилась тишина. Атто опять прислонился к стене и пробормотал какие-то непонятные мрачные проклятия. Я подождал, пока он успокоится, затем задал свой вопрос.

– Кажется, это он, не правда ли?

– Идем наверх, – ответил он, молча соглашаясь со мной.

Хотя каждый из нас с самого нежного возраста слышал множество историй о всевозможныхдухах и привидениях, которые вследствие своей суггестивной силы приучали нас к мысли о том, что рано или поздно мы неизбежно столкнемся с одним из этих феноменов, сам я никогда еще не был свидетелем столь необъяснимого явления.

Пока мы по винтовой лестнице поднимались на верхний этаж, я раздумывал о бессмысленности этих видений: сначала Мария Манчини, то есть молодая мадам коннетабль – или кто бы там ни был, – появилась в сопровождении взрослого мужчины-дворянина. А теперь она явилась нам, галантно беседующей именно с тем королем-любовником, которого описал в своем рассказе аббат Мелани. Таким образом, я сначала узрел его в виде мраморной статуи, затем на портрете (на «Корабле» их было достаточно) и, наконец, во плоти: если, конечно, то романтическое и робкое существо в саду действительно состояло из крови и плоти.

Мне хотелось бы слепо верить предположениям Атто, что это был только мираж, вызванный нездоровыми испарениями вокруг виллы. Однако твердый мрамор лестниц под ногами я ощущал так же явственно, как и призрачную, опасную атмосферу этих видений. Я предпочел бы бегство в сон, но я парил где-то посредине, наполовину в мерцающем болоте, где как будто поселилось ожившее прошлое, чтобы на несколько мгновений снова связать перед моим смущенным взором разорванные нити истории, как в призрачной игре огней.

Но еще не наступил час найти ответы на эту загадку, поскольку в данный момент мы искали следы совсем иного призрака: ночного кошмара и страхов Мазарини.

Когда мы поднялись наверх, я пережил еще один сюрприз.

Мы находились в широкой галерее, которая, по моему представлению, была не менее ста тридцати рут в длину и двадцать в ширину. Пол был выложен майоликой трех цветов, и каждая плитка казалась кубиком с выпуклыми сторонами. Стены покрывала богато украшенная рисунками позолоченная штукатурка, которая благодаря искусной игре волют притягивала взор и направляла его вверх. На огромном потолке зала мы увидели великолепную фреску с изображением Авроры. Даже Атто не смог удержаться от возгласа восхищения.

– Аврора работы Пьетро ла Кортоны… – почтительно прошептал он, обратив лицо к потолку и на миг забыв о наших поисках и зловещих призраках.

– Вы знаете эту картину?

– Когда она была создана более тридцати лет назад, весь Рим I знал, что свершилось чудо, – сказал он со сдержанным восторгом.

За Авророй на следующей части потолка следовало изображение полудня, а затем – ночи. Таким образом, три фрески впечатляюще отображали течение дня – от первых проблесков утренней зари Авроры до полутеней вечерних сумерек. Картины поменьше на торцевых стенах зала были посвящены морским пейзажам и многим другим мастерски исполненным ландшафтам.

Пространство между окнами было заполнено изысканной коллекцией оружия, свидетельствующей о высокой учености ее владельца: двенадцать больших собраний трофеев самого разного старинного и современного оружия лепной работы, вделанных в металлические барельефы с золотыми украшениями. Были там и мечи, и пушки, прицелы и ножные латы, нагрудные латы и кривые сабли, а также копья, железная броня, панцири, мортиры, камнеметы, булавы, перначи, карманные пистолеты, шпоры, боевые топоры, знамена, стрелы, колчаны, шлемы, стенобитные орудия, алебарды, факелы, военные облачения и многое, многое другое.

– Это старое железо понравилось бы Сфасчиамонти, – заметил аббат Мелани.

При оружии имелось краткое изречение на латыни, указывающее на значение данного предмета для защиты тела и духа:

– «Abrumpltursi nimis tends» – если натянешь его слишком сильно, он сломается, – улыбаясь, перевел Атто, прочитав выбитый над боевым луком девиз.

– «Valldlorl omnia cédant» – тот, кто сильнее, побеждает всех, – ответил я ему изречением, отчеканенным на пушке.

– И вправду, невероятно, – пришел он к выводу. – На «Корабле» нет ни единого уголка, капители или окна, у которого не было бы своего собственного девиза.

Не дожидаясь меня, аббат удалился, глубоко погруженный в свои мысли. Я догнал его.

– И самое безумное: какая музыка звучит в этих стенах, задрапированных добрыми советами? – громко возмутился он. – Folia, музыка помешательства!