Седьмая казнь

– Когда поднималась на крыльцо, оступилась, упала и порвала их, – придумала она на ходу. – С дырой на людях показываться неприлично. Уж лучше с голыми ногами.

– А Марк к тебе не приставал?

Дарья покачала головой. Затем глотнула вина и сказала:

– Давай больше не будем о Марке?

– Давай…

Сергей поднес свой бокал к ее, и они чокнулись. Даша через силу выпила чуть-чуть и поставила фужер на тумбочку. Больше не хотелось.

– У тебя есть на чем музыку послушать? – спросил Сережа.

– Нет. А зачем тебе?

– Как это? Не ты ли еще час назад предлагала мне потанцевать под блюзы?

– Прошел только час? – поразилась Даша.

– Немного больше, но двух еще нет.

– Подумать только, – пробормотала она.

Да, и двух часов не прошло, а все так кардинально поменялось! Она больше не хотела ни танцевать с Сережей, ни флиртовать, ни даже находиться с ним рядом. А очень жаль. Оставалось только надеяться, что это пройдет. Потому что с Марком она совершенно точно дел иметь не будет, а сердечный друг ей бы не помешал. Сергей мог бы стать им. Ведь еще два часа назад мужчина ей нравился!

– Я так понимаю, танцы отменяются? – спросил он.

– Переносятся на другой день. Прости, но я ужасно хочу спать.

– А я совершенно не хочу. Но не буду настаивать. Спокойной ночи.

– Спокойной…

Гость потянулся к ней, желая поцеловать. Даша думала – как обычно, в щеку. Сергей любил на европейский манер чмокаться, здороваясь и прощаясь. Но на сей раз он припал к ее губам. Именно припал, а не коснулся их.

Это был самый настоящий чувственный поцелуй. Который продлился недолго, но ведь и двадцати секунд достаточно, чтобы понять.

Сергей отлично целовался. У него почти такие же полные губы, как у Марка. И нежности ему было не занимать. И умения. Вот только, целуясь с ним, Дарья оставалась бесстрастной. Ей даже не было приятно. А было – никак. Хотя она отметила, что мужчина все делает, как надо. И выбрит гладко, так что щетина не царапает губы. И дыхание свежее. Сергей оказался столь же хорош в поцелуях, как и Марк…

Но был не Марк!

И это все меняло.

– Иди, – сказала Даша, отстранив Сергея. – До завтра…

Он не хотел уходить, но не стал навязываться. Еще раз коротко чмокнул ее в губы, пожелал спокойной ночи и удалился.

Когда за ним закрылась дверь, Даша упала на кровать, зажмурилась и… тихонько заплакала. Неужели она уже не сможет быть счастливой ни с одним мужчиной?

Глава 4

Дом спал. В нем царила абсолютная тишина. Даже неутомимая Райка, чьи вопли разносились по этажу еще полчаса назад, угомонилась.

Артур встал с кровати и прошел к шкафу-пеналу. Убрал туда бутылку коньяка, из которой наливал себе понемногу в течение всего вечера. Выпив граммов двести, он задремал, но его разбудили охи-вздохи Райки (комната, где она теперь обосновалась, располагалась неподалеку), и больше не смог уснуть.

Снова сходив к шкафу, Артур налил себе еще коньяка и вернулся в кровать. Действие выпитых до этого двухсот граммов прошло, о них напоминала лишь неприятная отрыжка. Пить не хотелось совершенно. А запах коньяка, обычно приятно щекотавший ноздри, раздражал и казался тошнотворным. Артур чувствовал себя алкоголиком, поднося спиртное ко рту. Только последние пьяницы вливают в себя спиртное, от которого их мутит.

В поликлинике работал один такой, Евлампий Водянович. Когда-то он был хирургом, что называется, от бога. Но спился. И теперь милостью главного врача трудился в поликлинике сторожем. Звали его все Водярычем, хотя как раз водку Евлампий не пил. На нее у него денег не хватало. Употреблял стеклоочиститель и прочую подобную гадость. Зажмуривался, зажимал нос пальцами и вливал в себя стакан мерзкой бурды, годной в лучшем случае на компрессы. Да еще и приговаривал: «Вот у меня сила воли – не хочу, а пью!»

Артур сейчас поступил почти так же, как Водярыч. Разве что нос не зажал, а просто постарался не вдыхать. Когда коньяк перетек в желудок, съел две дольки шоколадки и стал ждать, когда его наконец отпустит.

Все то время, что он находился в комнате, горел свет. Артур его не выключил. Ему было страшно оставаться в темноте. Хотя страшно ему было и при свете. Поэтому и пил.

То фото, что Артур нашел у себя в спальне, он сжег. Но получил такое же на следующий день. На нем тоже был запечатлен шарф и имелась такая же надпись – «УБИЙЦА». Артур не являлся поклонником фильмов в жанре «хоррор», откуда был взят этот прием, но понимал: тот, кто подкладывает ему фотографии, желает вселить в него чувство тревоги и неопределенности. Однако это не основная цель. Жизнь ведь не ужастик, созданный для того, чтобы щекотать зрителю нервы. Да и в кино за «пугалками» что-то следовало. Обычно расправа. Но такого развития событий Артур не допускал. К тому же смерти он не боялся. Он боялся неизвестности.

Вторую фотографию он тоже сжег. И стал ждать следующего шага того, кто поставил перед собой цель запугать его. Зачем? Артур не знал. Быть может, кто-то люто его ненавидит? Или человек просто болен? Или так ничтожен, что ему нравится ощущать свою власть над кем-то?

Но больше фотографий Артур не получал. Зато вчера…

Он крепко спал. И ему снилась Клавдия.