Седьмая. Ливень юмора для тех, кто в дефиците позитива

Книгу эту опасливо и, как выяснилось, опрометчиво напечатали небольшим тиражом, и ее постоянно приходилось допечатывать. На редакторском сленге дополнительные тиражи называются «допы».

Тем утром новенькая Рита Петрова пришла на работу пораньше. В принципе, она вникла во все процессы и, пожалуй, готова была приступить к выполнению заданий, которые ей главред присылал на почту.

Она включила компьютер, вошла в свою почту и вдруг увидела письмо от главреда, в теме которого было много восклицательных знаков и призыв: «СРОЧНО, РИТА!»

Дрожащими руками Рита навела курсор на письмо, открыла его и расширенными от ужаса глазами прочла первую фразу…

– РИТА, ТВОЯ ВАГИНА – ПРОСТО СУПЕР. ВСЕ В ВОСТОРГЕ. ВСЯ РЕДАКЦИЯ, ЧЕСТНО!

Риту Петрову затрясло. При чем здесь… Озабоченные какие-то… О чем речь вообще…

И тут продолжение письма:

– Рита, нам нужно больше твоих вагин. Наверное, пять, нет семь, нет десять тысяч вагин!

Рита тихо сползла со стула и решила увольняться…

Эта забавная история теперь – легенда редакции. Рите потом объяснили, что просто был перепутан адресат.

Она рассказывает, что каждый редактор в их издательстве теперь мечтает издать «свою вагину» – книгу, которая будет такая же успешная, как та, знаменитая Vagina.

И Рита тоже мечтает. Чтобы когда-нибудь она получила такое же срочное письмо о допах про свою книгу и знала, что на этот раз адресат указан верно.

РУСАЛОЧКА

Катя приносит папе чинить куклу. Это Русалочка, у которой сломался хвост.

Папа вертел-крутил и говорит:

– Нет, Катюш, куклу уже не починить.

– Не потинить?

– Не-а. Разрусалили.

Шаурма

Я только что съела шаурму. Нет, не съела – сожрала. Я была такая голодная, что еле дождалась, когда мне ее сделают.

Шаурма продавалась в окошечке. Рядом с окошечком – столик с клееночкой.

У столика стоят мужики. Работяги. Они пьют. Не знаю что, но что-то алкогольное. У них шаловливое настроение.

– Кк тбя звут, крсвица? – весело кричат они сладострастным тоном.

– Оля, – зачем-то честно отвечаю я, будто собираюсь с ними дружить.

Просто я страшно голодна, и в этом состоянии у меня связь с мозгом не установлена.

– Кк дла, Оля? – весело кричат мужики.

Прохожие идут мимо и в тусклом свете фонаря идентифицируют меня как их подружку.

А мне все равно. Я ем. Я ем и кайфую.

Люди говорят, еда должна быть средством насыщения, а не удовольствия.

Люди говорят, надо выбрать свою диету.

Люди говорят, диеты бесполезны, питание должно быть интуитивным.

Люди говорят, а я ем.

Мне так вкусно, что за ушами трещит.

ЕСТЬ, КОГДА ТЫ ХОЧЕШЬ ЕСТЬ, – ЭТО СЧАСТЬЕ. ЕСТЬ ТЕБЕ ВКУСНО – ДВОЙНОЕ СЧАСТЬЕ.

Я понимаю, что делаю то, что осудят все вышеперечисленные люди, но это они просто страшно голодные не ели шаурму. А если бы ели, то сразу отказались бы от всех своих тезисов. Это же кулинарный оргазм, завернутый в лаваш.

Крайний мужик по имени Сережа (да, мы познакомились) в расстегнутой куртке пьет «Буратино». Он закодировался от алкоголя, а от дружбы с алкоголиками не закодировался. И вот пьет с ними. Буратино. «Буратино» пенится, как пиво.

Сережа молодец. Он лучше меня. Он может не пить после шести. А я не могу не есть после шести.

Нет, я не совсем пропащая в этом плане, погодите отписываться. Я сегодня, например, обедала с одноклассником Андрюхой в пафосном ресторане. Я ела салат, красиво откинув мизинец. Салат уместился в клешню краба, был припорошен икрой и заштрихован рукколой. Это была не еда, а произведение искусства.

Я встала из-за стола и сразу проголодалась.

Но, если честно, это было ужасно вкусно. И красиво. И весело.

Просто очень много что зависит от компании. Если мне интересен собеседник, например, если это Андрюха, одноклассник, то мне можно скормить стельку от обуви. Только надо щедро залить ее кетчупом.

Впереди у меня одно пафосное вечернее мероприятие.

И я его не веду, как обычно, а я там просто приглашенный гость. Надо спешить, скоро начнется велкам-дринк.

Это когда много «дринк» и мало «велкам». Я могла бы не есть шаурму, а прийти на велкам-дринк страшно голодная. Но я не пью алкоголь, а из еды там дают только канапе. Это когда кусочек сыра и виноградинку протыкают шпажкой. И ты стоишь такая красивая и загадочная, сыр съела, а виноградик многообещающе посасываешь.

Но я так не смогла бы голодная. Я бы отобрала у официанта поднос с канапухами и метала бы их в топку горстями.

А потом бы те, кто интеллигентно сосет пустую шпажку, спросил бы организаторов: «Кто ее позвал?» И я, такая, давай оглядываться, мол, да, кто?

Поэтому я приду на мероприятие сытая. И если смогу не обляпаться, никто не узнает о шаурме. Пусть думают, что выехала на том крабе. На его клешне, спрятанной в ворохе рукколы.

И только мы с вами будем знать, что шаурмаст гоу он!