Седьмая вода

Я потер переносицу и ухмыльнулся. Нет, ну надо же, дожил! Торчу тут перед зеркалом и мучаюсь размышлениями о другом мужике, вздыхая, как гимназистка! А всего то и надо — настроить себя на изображение доброго, любящего брата, желающего познакомиться с парнем своей сестренки. Я это могу? Не исключено. Буду стараться, по крайней мере. И кстати! Официальная должность брата должна иметь некий бонус! Если мне не понравится отношение этого Кирилла к Василисе, я ведь могу ему навалять по-братски? Ну, в воспитательных целях. Нет? Или там вызвать на мужской разговор и вежливо попросить держать свои лапы подальше, в идеале связанными за спиной, причем до самой посадки в самолет? Что, тоже не катит? Ну, а что мне тогда сделать? Задавить этого хлыща приезжего позитивом? Или устроить ему культурную программу, типа, знакомство с городом, завтра рыбалка в море и прочие мужские радости до изнеможения, чтобы сил у него оставалось только на поспать, и он сам был рад сбежать отсюда как можно быстрее? Черт, вот как-то не хватает у меня опыта в плане построения далеко идущих коварных планов. Так, чтобы все изящненько, как в кино. Типа, вот смотри, Василиса, какой твой парнишка слабак и нытик, а я тут вообще ни при чем, я хотел как лучше. Мне вот гораздо проще двинуть ему разок, дабы избежать любого недопонимания относительно моего отношения к его тут пребыванию. Мляяяяя!

— Сын, ты готов? — спросил отец, появляясь в дверях.

— Готов, — да уж, почти спекся заранее и еще более готовым быть уже не могу. Весь день кипел, все переваривая по кругу. И вот сейчас понимаю, что ничего путного не наварил таки.

— Сень, последний шанс, — сказал отец в дверях. — Я найду объяснение твоей неявки для Василисы.

А то она так расстроится, что пытать расспросами прямо будет! Слезами обольется!

— Пап, клянусь быть душкой! — ухмыльнулся я, практически проталкиваясь мимо него к выходу.

До ресторана мы ехали молча. Я делал вид, что чрезвычайно увлечен уличным движением, а отец — что верит в этот мой спектакль.

Вот только когда в зал вошли, у меня аж челюсти свело. Нашел их взглядом сразу, будто других людей и не было тут вовсе. Я увидел, как Василиса наклонила голову к мужчине, который сидел к нам спиной, и внимательно слушала, что он ей говорил. При этом ее глаза сверкали таким искренним весельем и расслабленностью, что мне, несмотря ни на что, захотелось так и стоять тут и любоваться на нее такую. На тоненькие, едва наметившиеся морщинки у глаз, на радостный прищур, на легкий румянец. На то, как прикрывает изящными пальцами губы, словно сдерживает сама себя от желания расхохотаться в голос. Как качает головой, пытаясь не сорваться, а потом, не выдержав, наклоняется и утыкается лбом в мужское плечо, пока ее собственные сотрясаются в пробившемся все же на поверхность смехе. Вот только я остро нуждался, чтобы это было мое плечо. Я желал ловить эти вибрации ее раскованного веселья всем телом и впитывать нутром. Я хотел наклониться и вдыхать запах ее волос, пока она будет так близко, и готов язык до кровавых мозолей стереть, болтая. Вот только знать бы, о чем именно. Васька-Василиса, что заставляет тебя так смеяться, что каждый звук для меня и как пытка, и как кайф в чистейшем виде?

Ладонь отца легла прямо между лопаток — одновременно и поддержка, и самое последнее предупреждение. Пап, я помню. Все помню и справлюсь.

Василиса и ее… друг поднялись нам навстречу.

— Добрый вечер! — мягкий, хорошо поставленный голос, ростом выше меня сантиметров на пять, но явно легче. Руки из-за роста длиннее моих, значит, будет иметь преимущество, которое надо учитывать, если… Э-э-эй, стопэ-э-э! Я же не спарринг-партнера оцениваю! Русоволосый, ближе к блондину даже, модная, идеально оформленная эспаньолка, темно-серый костюм сидит так, будто он в нем родился, и тот рос вместе с ним. Жемчужно-серая рубашка максимально подчеркивает яркую голубизну глаз и белоснежность зубов. Скалится он, ослепнуть можно. Расстегнуты две верхние пуговицы, явно призванные будить воображение окружающих женщин, заставлять их желать видеть больше. Су-у-ука-а-а! Да я что, совсем уже умом тронулся? Да когда мне было тупо не насрать, как выглядит другой мужик? Мне вообще случалось увидеть столько деталей и хреновых намеков в каждом нюансе внешности кого-то своего же пола? Да черта с два! Да все сигналы у женщин, которые несет в себе манера одеваться, смотреть, говорить я знал, как дважды два, нутром чуял. Мне хватало одного взгляда, чтобы понять — обломится потрахаться сразу, придется поуговаривать или не светит вообще. А тут я рассматривал с точки зрения привлекательности и скрытых знаков другого, мля, мужика! Хотя меня ведь оправдывало то, что я просто искал в нем недостатки?

— Максим Григорьевич — мой отчим, Арсений — мой сводный брат, — между тем решила представить нас друг другу Василиса. — Это Кирилл.

И? Кирилл — кто? Друг? Любовник? Жених?