Седьмое небо в рассрочку

Бомбила плюхнулся рядом, хохотнул и положил немытую лапу на колено Сабрины, надо полагать, это намек, что капитуляция возможна только вместе с интимом. У некоторых смех, выражение лица, да что там – весь облик отражают всю непристойность их грязной натуры. И подобных ублюдков не один, не два человека, встречаются они все чаще и чаще, словно их специально размножают. С той же частотой у Сабрины возникала мысль: куда от них деться? Разве что улететь на другой шарик. Но запасного шарика не водится, посему вынуждена она сосуществовать с этим выродком, от которого воняет пивом и чипсами. Она убрала его лапу с колена (это вместо пощечины) и поднялась:

– Иди за мной, если хочешь получить все сразу.

Завела его в здание не для средних карманов, кругом блеск, охрана и соблазнительный дух богатства, от которого горло сдавливает удушливая зависть. Улучив момент, когда никого не было поблизости, он цапнул Сабрину за плечо и, развернув лицом к себе, прорычал:

– Если ловушку мне устроила, пасть раздеру до ушей…

– Веди себя прилично, – выдернув плечо, процедила она. – А то ни шиша не получишь.

Бомбила на улице скотина и хам, а у Дубенича – тихий, скромный малый, с туповатыми, но трогательными глазами невинного поросенка. Он скромно уселся на стул, шмыгнул носом, надел улыбку и с преданностью уставился на Дубенича, который, не миндальничая, а по-деловому сказал:

– Пиши расписку. – И положил перед парнем лист бумаги, кинул авторучку, прохаживаясь по кабинету, диктовал: – Пиши число, свое полное имя… Написал? Пиши, что Шатунова Сабрина Леонидовна… взяла у тебя деньги в долг… Изначальную сумму не забудь указать.

– Какую? – поднял тот на Дубенича удивленные глаза, не все слова русского языка он знал наизусть.

– Ту, которую ты ей дал. Пиши, почему долг вырос… что сегодня ты получил от нее всю сумму сполна при свидетелях… и не имеешь претензий. Ставь свою роспись, в кавычках напиши фамилию разборчиво.

Из сейфа он достал стопку денег (да, кое-кто держит «в тумбочке» на мелкие расходы валюту пачками), поставил на стол, прочел расписку и завизировал. Расписалась Сабрина, позвали секретаршу, девушка прочла и тоже поставила подпись. После подписной процедуры Дубенич придвинул стопку евро к бомбиле.

– Это… – потряс он распиской, – будет храниться у меня. Чтоб ни ты, ни твои кенты никогда не появлялись на горизонте Сабрины. Забудь о ней навсегда, иначе однажды не увидишь рассвет следующего дня. Бабло получил? Теперь – вон.

Его будто ветром сдуло, а Сабрина осталась…

Поскольку девочка убитого знала, ее попросили задержаться, само собой, Аня не бросила сестру. В лабиринтах этажа Марин отыскал полуразбитые стулья и усадил на них девушек. Зойка уже не рыдала, она сидела, опустив низко голову, подбородком касаясь колен, а сцепленные в замок пальцы опустив на носки ботинок. Думала. Марин рассчитывал, что после этого случая у нее встанут на место мозги, которые отлетели от черепа, когда она увлеклась чернотой.

Трупу примерно около двух суток, установить более точно, когда совершено убийство, невозможно. Окно было открыто, май, конечно, баловал прохладной погодой, но перепады температуры (днем-то теплее) нанесли трупу заметный урон. Теперь смену одних признаков смерти другими уже не различил бы самый опытный патологоанатом.

Когда выносили упакованный труп, Зойка, глядя на черный мешок, брезгливо поморщилась. Следом появился следователь и пригласил ее на кухню, подскочила Аня, но обе с места не двинулись, а уставились на Марина, мол, чего стоишь, разве нас не надо спасать? Конечно, надо. Он знал, как следаки умеют путать, Зойка с ее-то вредоносным характером наболтает лишнего, потом доказывай, что она имела в виду. Усадив Аню назад, Марин привел Зою на кухню.

– А вы кто? – поинтересовался следователь.

– Друг сестры. Зоя несовершеннолетняя, допрашивайте ее в моем присутствии, раз у нас нет адвоката.

Сейчас понятие «друг» проходит в формате «любовник», значит, человек близкий, что и требовалось. Пока следак допрашивал Зойку, Марин, слушая одним ухом, изучал кухню, дополняя свое представление о хозяине.

Это каморка. Много позже постройки дома каморку отделили стенками из ДСП, поклеили обои, которые не менялись лет девяносто – итак, хозяину на быт было плевать. Открытые полки, шкафы здесь негде ставить, двухконфорочная плита залита до того, что какого она цвета, не определишь – Умбра-грязнуля. Ну, и чашки-плошки красноречиво рассказали: он не заботился о сохранности и стерильности утвари. Все же здесь был относительный порядок, значит, убийца искал нечто нужное ему только в комнате.

– Как же так, – тем временем недоумевал следователь, – ты общалась с парнями, которые назначали тебе свидания в экзотических местах – на кладбище, а сама не знала, как их зовут?

– Ну… – замялась Зойка, потому что вопрос логический и указывал на ее недоразвитость. – Ну, не знала… Выбирая путь гота, мы выбираем себе новые имена – зачем же нам старые?

– А ты не допускала, что с тобой могла случиться беда?

– Нет! Нас много было… больше десяти!