Седьмое знамение

Было такое впечатление, что недовольное ворчание дочери мать слушала как музыку. «Хорошо еще, что хоть так говорит, а если бы совсем со мной не разговаривала?» – вздыхала она сочувствующим соседкам, как будто это что-то объясняло. На такой мазохизм ради своих детей способны только матери-одиночки. Через несколько минут на другом столе появилась большая кастрюля крупной картошки, ножик и развернутая газета. Полина Михайловна взяла в руку нож. Из-под светящегося на солнце лезвия шустро поползла тонкая извилистая кожурка и стала падать на газету, которая темнела от воды. За спиной матери пыхтела Рая, взбивая желтки. Если бы Полина Михайловна не была уверена в том, что это именно Рая готовит тесто для пирога, то подумала бы – человек поднимает непосильную тяжесть, такие слышались там охи и вздохи. При этом Полина Михайловна мечтала. Перед ее глазами была умилительная картина: дочка, ее муж (молодой, красивый и работящий) и их дети (трое или четверо) сидят вместе с ней, Полиной Михайловной, за большим накрытым столом. На Новый год. Раечка счастлива и улыбается умиротворенно, и все они загадывают желания и поют песни.

Рая за работой тоже мечтала, чтобы хоть так скрасить унылую действительность. Только в ее голове рождались совсем другие картины: она, Рая Белова (хотя лучше будет придумать себе новую фамилию, погромче и пороскошней, говорят, это возможно), идет по высокому подиуму в вечернем платье из шелестящего прохладного шелка, нет, из парчи, из ее длинных черных волос сделана умопомрачительная прическа, она видела такие в импортных журналах у девчонок в школе. Зал в шоке от подобной красоты, а она смотрит на зрителей холодно и высокомерно, как снежна королева на грязный сброд. А потом ей дают за этот показ деньги, много-много денег, и она начинает их тратить: на рынке покупает себе ведро апельсинов и мандаринов, еще обязательно ананас, хотя она понятия не имеет, как его нужно есть. И еще – шампанского, или другого какого-нибудь вина, она пока не знала, какого, но наверняка из тех тяжелых вин, которые льются в бокал густо, как сметана, и светятся там темным красным светом, похожие на кровь. Потом она купит себе чудодейственный крем от прыщиков на лице – редко, но появлялись у нее такие. (Везет же Фаине, у нее кожа, как свежее молоко.) Купит еще зеркальные тени для век, тушь для ресниц и губной помады тюбиков пять. Крем и пудру очень нежного цвета, цвета легкого загара. Одежду она покупать не будет – слышала где-то, что «звезды» имеют своих персональных портних и на ширпотреб не размениваются. А на выходе с работы ее ждет черная «Волга», и в ней – самый шикарный парень, какого можно себе представить. У него черты лица, как у отца Александра, с одним существенным отличием: он смотрит на нее, словно она является единственной богиней этого мира. Да и одет он в черный костюм и при галстуке. Весьма светский парень. С Раисы прямо-таки готов пылинки сдувать.

Тесто для пирога было давно готово. Рая размазала его по противню, сверху положила яблочное варенье и сунула противень в духовку. На этом ее миссия на кухне, по ее мнению, заканчивалась. Поэтому она ушла к себе в комнату, продолжать свои метания. При этом она сначала обрабатывала свои ноготки пилочкой, напевая песенку, так как настроение у нее снова повысилось, а затем села поближе к зеркалу и размотала полотенце на голове. Влажные длинные волосы тяжелыми прядями упали на плечи и спину. Поправив рукой челку, она встала и неторопливо оделась. У нее, несмотря на зимние каникулы, были неотложные дела в городе.

На завтрак, кроме пирога к чаю, была гречневая каша и чуть-чуть колбасы. Еда Рае не очень нравилась, вдобавок мысли были далеко, но и в любом другом случае за столом царило бы полнейшее молчание. На плите в это время варилась картошка к обеду. А Полина Михайловна любовалась грацией и изяществом дочери и не осмеливалась предложить добавки. Обычно в ответ на это раздавалось: «Я на диете, боюсь разжиреть, как вы», хотя она была такая худенькая, что разжиреть ей явно не грозило.

Поев, она с грохотом опустила тарелки и ложки в раковину, а сама пошла к себе, собираться в город, по делам. Надела теплые шерстяные носки, черные гамаши и толстый свитер с узором из веточек и листьев. Накрасилась, и это потребовало около получаса – ювелирные движения щеточки сделали ресницы мохнатыми, тени для век она выбрала серые, а две совершенно одинаковые по очертаниям губы разрисовала помадой влажного вишневого цвета. Затем удовлетворенно улыбнулась своему отражению в зеркале – она была готова покорять мир.