Седьмой крест. Рассказы

Стоило Рейнгольду свистнуть, как Эрнста уже не удержишь. Он либо убегал стремглав, либо крался куда-то задворками в самые неподходящие часы. Домой друзья добирались уже затемно. Они доходили до самого Рейна. Вот куда их влекло, все по-настоящему интересное начиналось для них на берегах Рейна. Придя домой с запозданием, доставившим матери много тревожных часов, Эрнст принимался взахлеб рассказывать о своих приключениях. И тут с лица Агаты сходила смущавшая сына тень — отца его смутил когда-то брезжущий свет на этом лице. Слушая его, фрау Швейгерт забывала о пережитых страхах. Ей казалось, что мальчику выпало нечто, с лихвой окупающее все ее страхи и тревоги. За короткое время он повидал пароходы и людей, каких фрау Швейгерт сроду не видывала. Да и когда бы могла она — что пешком, что по железной дороге — совершить многочасовый путь до Рейна? И к чему, собственно? Да и с кем? Три школьные экскурсии, в которых она участвовала девочкой, давно уже развеяло вместе с пылью тех знойных дней. Муж у нее был инвалид, а мать выезжала только по делам, включая и ту, смертельную, поездку.

Эрнст, жадно набрасываясь на все, что ставила перед ним мать, продолжал рассказывать, пока в ее глазах не оставалось и следа печали.

Несмотря на эти приключения, учился Эрнст хорошо и проявил блестящие способности. Как-то к фрау Швейгерт зашел его классный наставник сказать, что мальчика следует учить дальше. От нее это не потребует особых расходов, разве что на книжки и тетради.

Итак, заветная цель была не за горами. Что значили по сравнению с этой радостью лишние заботы и труды!

Расходы, правда, оказались значительнее, чем предполагалось. Фрау Швейгерт принимала любые заказы, метала петли, бралась и за художественную штопку. Эрнст приносил ей из новой школы все такие же отличные аттестации.

Огорчало ее, что он по-прежнему дружит с Рейнгольдом Шанцем, хотя Рейнгольду пришлось ограничиться восьмилеткой. Эрнст стал даже чаще захаживать к Шанцам — то ли потому, что там было много молодежи, то ли старик Шанц рассказывал ему немало занятного про времена его покойного отца.

С наступлением кризиса семейству Шанцев стало трудно посылать своего младшего в школу, и пришлось ему уехать из Альгесгейма в соседний город, к родственникам, державшим мастерскую. Так как спрос на ее товар катастрофически упал, фрау Швейгерт добывала деньги на одежду и обувь, не говоря уж о многочисленных учебниках, преимущественно ночным трудом. Эрнст играючи переходил из класса в класс. Он часто читал матери вслух, и то, что она узнавала, пусть даже понимая с пятого на десятое, окупало для нее ночную работу.

Прислушиваясь к разговорам в лавке, она теперь предпочитала помалкивать. Их не поймешь! Когда заговорили о поджоге рейхстага, одни с сомнением качали головой, другие отворачивались, явно не веря. Но вскоре в устах у многих зазвучала надежда на какую-то перемену, на постоянную работу и сытую жизнь.

Агате Швейгерт было столько же дела до Гитлера, сколько в свое время до кайзера Вильгельма или президента Эберта. Зато сын ее, Эрнст, нет-нет да и отпускал по адресу фюрера какое-нибудь колкое замечание, возможно подхваченное у папаши Шанца кружным путем через его сына Рейнгольда — лишнее доказательство того, что Эрнст все еще не прервал с ним дружбы. Хоть Агата и не жаловала Рейнгольда, она невольно прислушивалась к суждениям его отца. Ведь это же единственный человек, который был по-настоящему близок ее мужу. Однако заговорить с ним, спросить о чем-нибудь она не решалась, как не решилась бы еще маленькой девочкой.

В ее торговлишке с некоторого времени стало заметно оживление. И как же она испугалась, когда Эрнст неосторожно передал ей мнение Шанца, будто все это — псу под хвост, мы, мол, еще поглядим, чем это кончится! Она же, Агата, так жалела теперь, что не послушалась матери: как бы ей пригодился тот заветный сундучок с мишурой и галуном, с петличками, золотой канителью и нитками, со всем добром, которое она разбазарила неизвестно куда и на что. То и дело спрашивали у нее белый материал и даже белые ленты — учительницы в школах вырезали из флагов желтые полосы и заменяли белыми. В этом спросе на изделия предписанных раскрасок и образцов виделась ей возможность прикопить еще немного денег.

Эрнст тем временем сдал выпускные экзамены. Ему предстояло во Франкфурте-на-Майне изучать немецкую литературу и историю, чтобы со временем получить звание старшего учителя. Мать так же радовала эта перспектива, как огорчала близкая разлука.

Письма, приходившие сперва регулярно, были ее поддержкой, и, стоя за прилавком, она с гордостью говорила себе, что это ее заботе об их маленьком деле Эрнст обязан своей учебой. Вечерами она перечитывала старые письма, ей рисовались люди и места, которые он описывал.