Седьмой крест. Рассказы

Никто и внимания не обратил, что с некоторых пор она стала общительнее и прислушивается к разговорам в лавке. Агате издавна полюбилась среди покупательниц одна старая фрейлейн: Эрнст учился у нее в первом классе, и, заходя в лавку, она всякий раз отзывалась о нем с похвалой. Иногда, перед закрытием лавки, она, задыхаясь, прибегала купить что-нибудь, и фрау Швейгерт, набравшись храбрости, заводила разговор о том, о сем, пряча покрасневшее лицо за штабелями картонок и коробок, которые убирала на ночь. Доверие ее вскоре было вознаграждено. Сделав над собой усилие, она как-то спросила, что это за Всемирная выставка в Париже, о которой столько болтают. Учительница и в этом разбиралась. У брата ее, тоже учителя, есть друг, он как раз собирается на Парижскую выставку. За проезд и пребывание в Париже установлен льготный тариф. Туристам всячески идут навстречу, и даже германские власти не возражают.

И так как поездка, предстоявшая другу ее брата, казалась старой фрейлейн в некотором роде событием, то она уже по собственному почину принесла фрау Швейгерт красочные проспекты и подробнейшим образом все пояснила, как оно и полагается учительнице. Фрау Швейгерт слушала с таким вниманием и так дотошно обо всем расспрашивала, что учительница заметила с улыбкой:

— Мне кажется, фрау Денхофер (она так и не научилась называть ее «фрау Швейгерт»), и вам загорелось ехать?

— Возможно, — отвечала Агата и тоже растянула в улыбке бледный рот.

Она еще наводила справки, а уже готовилась к отъезду. Купила небольшой чемодан и сняла все свои деньги со сберкнижки.

В Альгесгейме кончалась тихая летняя ночь, звезды померкли в небе; улицы все еще тонули в предутренней мгле, а в окнах на окраине уже заиграло солнце, встававшее над Рейнской равниной, когда фрау Швейгерт заперла свою мелочную лавку. Ключи она отнесла на хранение старой учительнице. К великому ее облегчению, пресловутый друг брата тоже ехал сперва во Франкфурт, и ей предстояло вместе с ним явиться к французскому консулу.

Втайне она боялась, как бы местные власти не отказали ей в паспорте. Но с отъезда Эрнста, более похожего на побег, прошло уже чуть ли не два года; новый начальник ничего про нее не слышал, он видел перед собой только аккуратно заполненный анкетный лист.

Как переезд через Рейнский мост, так и сложное путешествие с франкфуртского вокзала в консульство и обратно, а также ночная поездка во Францию с досмотром по обе стороны границы нисколько ее не испугали и даже особенно не встревожили. Она заранее, дома, перебрала все ожидающие ее в дороге случайности, голова ее устала от мыслей, а сердце от тревоги, она уже веровала в свою поездку. В переполненном купе она была крупинкой среди сильных, жизнерадостных людей. Едва занялся день во Франции, как хорошенькая черноглазая девочка на соседней скамье уже не могла усидеть на месте и вертелась юлой; к огорчению мамаши, она разорвала свое платьице. Фрау Швейгерт достала из чемодана иголку с ниткой и заштопала прореху — девочка даже притихла от удивления.

Объясниться с этими людьми фрау Швейгерт не могла, и все же на Восточном вокзале в Париже они пришли ей на помощь. Фрау Швейгерт намеревалась в первую очередь поехать по адресу, где раньше квартировал ее сын; чужая женщина усадила ее в автобус, подала чемодан и еще раз сказала «мерси».

Фрау Швейгерт разыскала маленькую гостиницу на левом берегу Сены. Хозяйка встретила ее неласково. Презрительно оглядела она тощую гостью: ни платья приличного, ни виду, ни разговору.

Но стоило Агате назвать свою фамилию, как хозяйке вспомнился сын.

— Ах, Эрнест! — воскликнула она, искренне удивившись, что такое жалкое создание произвело на свет такого обаятельного и веселого малого. Она и сама огорчилась, когда Эрнест уехал — неизвестно куда и зачем. На помощь был призван жилец, говоривший по-немецки. Втроем они держали совет, Агата показала им конверт с тулузским штемпелем и попросила связать ее по телефону с «Грапп д’Ор».

В ожидании она подкрепилась кое-чем из своих дорожных припасов. Вскоре все о ней забыли. Она тихонько сидела в углу и почесывала хозяйскую кошку. Сердце у Агаты колотилось, словно ей предстояло невесть что. Когда позвонили, она вскочила так порывисто, что кошка слетела с ее колен и злобно ощетинилась.

По телефону говорил мужской голос — возможно, хозяин «Грапп д’Ор». Фрау Швейгерт, надсаживаясь, повторяла в трубку имя сына, поясняя в промежутках: «Sa mére, его мать!» Наконец до него, видимо, дошло, она услышала гомон голосов, словно он справлялся у кого-то в комнате и ему отвечали со всех сторон. Затем послышался другой голос, с грехом пополам говоривший по-немецки: «Его уже здесь нет. Ничего больше вам не скажу. Приедете? Когда? Уже завтра?»

Фрау Швейгерт вздохнула, она так и чувствовала, что надо ехать в Тулузу, а раз надо, значит, нечего откладывать в долгий ящик.