Не помню, сколько времени мы провели в этой тюрьме, когда приехали за нами хозяева. Хозяин, к которому попала и я, повесил нам на шею дощечку с буквами М.К.М. Это было название фабрики — Марклеберг. Нас привезли в лагерь, в бараки. Маленьких детей оставили в бараке, а детей постарше, в том числе и меня, погнали куда-то. Шли мы долго. Немецкие женщины кричали «швайн рус» — русские свиньи. Но не все женщины так кричали, некоторые жалели нас. Я в это время согласилась бы, чтобы меня пристрелили.
Нас пригнали в баню, продезинфецировали одежду. Нас всех переписали, и взрослых, и детей. В нашей семье работало четыре человека. Кто работал, тому давали по 300 г хлеба с опилками, а кто не работал — 150 г, и всем — по одному половнику супа, если его можно было назвать супом. Это была настоящая баланда. Эту еду давали один раз в день. Нам всегда хотелось есть, мы голодали.
Взрослые работали по 12—14 часов, а дети по 7 часов на фабрике. Она находилась близко от лагеря. Было очень неспокойно, т.к. самолеты бомбили каждую ночь. В лагере было небольшое бомбоубежище, сделанное руками узников. Мы спасались от бомбежки в этом бомбоубежище. А утром опять на работу. При очередном налете самолетов лагерь сгорел. Много узников погибло. А нас поместили в старое здание театра. Бомбежки продолжались, земля дрожала от взрывов, было очень страшно, каждую минуту нас могли убить.
Я была оторвана от своей семьи и не знала, где они и что с ними. В лагере я жила в семье из деревни, которая находилась рядом с нашей деревней. Мы были соседи и однофамильцы — Оленичевы.
За работу я получила три марки в конверте. Мой лагерный номер был 45411, который выбили на жестяной дощечке. Когда мы получали зарплату, мы должны были показывать эту дощечку, а позже на немецком языке мы называли номер, не показывая дощечки. На эти деньги мы не могли ничего покупать.
Два раза в году давали нам деревянные туфли, ходить в которых было очень плохо. Недалеко от лагеря был сарай, в нем было много брюквы. И когда мы шли с работы, то забирались в сарай и воровали брюкву. Но если нас захватывали, то очень жестоко избивали. Ели мы брюкву ночью, чтобы не увидели охранники лагеря.
Вскоре мы почувствовали приближение наших войск, сердца наши переполнились радостью. Мы надеялись, что скоро нас освободят и мы сможем вернуться на Родину. Нас освободили американцы. Пять месяцев я добиралась до своего дома. Шли через многие немецкие деревни и помогали убирать урожай. За это нас кормили. Мои родители вернулись домой раньше меня. Это были слезы радости и горя, которые мы пережили в фашистской неволе. Мы были свободны, но детства были лишены. С болью вспоминаю то время, со слезами, что нам, малолетним узникам, пришлось пережить в трудные военные годы.
Мы носили знак «ОСТ»
Исаева
(Миничева) Александра КарповнаРодилась 2 апреля 1924 г. в д. Голосиловка Людиновского р-на Куяво-Кургановского с/совета (в то время — Орловская область). Когда оккупировали нашу деревню, то мирные жители все из деревни ушли в лес и жили там неделю. Обстреливали нас, потом листовки кинули, чтобы мы выходили из леса, но мы продолжали оставаться в лесу. Они зверски всех расстреливали — мы боялись.
Прошла неделя. Деревню сожгли дотла. Кушать было нечего, воды нет. Ночами ходили на пожарище, где кое-что доставали, а так только корова спасала — молоко. Партизаны тоже были с нами, а потом они от нас ушли дальше, чтобы нам было безопасней. И только они ушли от нас, на второй день в июне месяце пошли на нас делать облаву с овчарками и с автоматами. Наших в лесу всех почти мирных жителей и с детьми порасстреляли. Я вдали стояла за деревом, все видела. Мне было 16 лет, на моих глазах расстреляли 18 человек, там сейчас братская могила. А остальные, кто вышел позднее, всех забрали и погнали, куда — мы не знали. На Людиново, потом на Брянск, а потом — телячьи вагоны закрытые. Нас погрузили и повезли в Германию, мы уже потом поняли.
В Германию нас привезли в июне месяце 1942 г. Я работала на заводе «Юнкерс» — авиационный завод в г. Дессау. Лагеря были обнесены колючей проволокой, охрана — собаки-овчарки и полицаи. Водили нас на работу и с работы под охраной. Эти лагеря назывались «Брахмарай», знак мы носили ОСТ, по-немецки OST. Прошли 42-й, и 43-й, и 44-й года, пошел уже 45-й год. Пошли слухи в лагерях, что наши приближаются. Начались бомбежки, очень наших много погибло. Наш завод, где мы работали, разделили на две части и вывезли ночью в другое место. Куда — нам было неизвестно. И после так бомбили этот город, что уже нельзя нам было оставаться.
Немцы уезжали, куда — неизвестно. Мы оставались на произвол судьбы голодные, холодные, раздетые. И пошли мы навстречу к своим, кто как мог.