Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Снова начались сильные бои, и второй раз нас направили всей семьей гуртоправами, так как возраст детей нашей семьи соответствовал возможности в лесных местах справиться со скотом. Всего было скота более 100 голов. Впридачу нам дали лошадь в общепите для шмуток и инвентаря. Скот гнали через Судимир. Попали в колонну отступающей нашей армии. Налетели два фашистских самолета. С двух заходов страшно бомбили и стреляли большими огненными пулями. Вот тогда я вспомнила про Бога. Мы чудом уцелели. Скота и народу побило значительно. После всего, что пережили, нам пришлось гнать скот так, на что он был способен. А немец прет по пятам. Догнали скот до д. Кцынь в сумерках — это недалеко от Белева Тульской области. Главные и наш отец успели скот раздать до полночи в д. Кцынь семьям красноармейцев до того, как ворвалась немецкая разведка на мотоциклах, и чудом мы от них скрылись в лесу. Тогда начальники велели нашему отцу и нам возвращаться в г. Людиново, а они ушли в партизаны. Отцу сказали, что они к нам еще вернутся, и мы должны помогать.

Вернулись в Людиново 1 октября 1941 г., а 4 октября город заняли фашисты. Через три дня у отца полицаи отняли лошадь, а еще через три дня забрали отца и посадили в тюрьму. Мать воет, нет отца три дня, мы плачем. Тогда матери передали, что отец еще жив.

И нас мать одела в лохмотья и повела в комендатуру. А на отца было написано заявление его же рабочим общепита (какой-то Машинин — полицай). Написал, что наш отец уезжал с начальниками и знает, где партизаны. Отца били, пытали, хотели расстрелять, но ничего не добились, а мать упала, плакала и кричала: детей много, есть нечего. Отца отпустили.

Наступила зима. В январе 1942 г. к нам приходит ночью партизан — дядя Саша Лукашов. Мы его прятали с отцом под полом, боялись слежки. Отец ему рассказал о случившемся. Дядя Саша посоветовал отцу его проводить до нужного места, а самому не возвращаться домой, а идти в свою деревню, так будет безопаснее. А я, 15-летняя девочка, ночью топила печку, пекла блины кое из чего и мы кормили дядю Сашу. К утру отец с дядей Сашей ушли, и отец ушел в деревню.

Голод, есть было нечего, потом ушли лесом и мы. В деревне отца со старшим сыном ночью схватили немецкие патрули, посадили в амбар, кричали, били за связь с партизанами. Уже утром вывели расстрелять, но односельчане заступились через переводчика и тоже чудом уцелели. А весной 1942 г. на след отца напал полицай Машинин и всей семьей нас угнали в Германию на каторжные работы. Даты не помню, так как я болела малярией и мать укрывала меня от фрицев. Они уже хотели меня убить (кричали — кранк, шиссен), и мать меня прятала. Но помню, вроде были за колючей проволокой за Брянском, потом везли в разбитых телячьих вагонах голодных двое суток. Привезли в Белосток, потом в Магдебург. Оттуда повезли в других вагонах в Тюрингию в г. Айсфельд, фабрика Айзо. Освободили 2 мая 1945 года американские и советские офицеры и войска. Потом отправили в советскую зону г. Риза. Из г. Ризы повезли на американских студебекерах в д. Мерке-Зоммерфельд. Там я работала в штабе СА при комендатуре писарем, оформляла документы на репатриированных граждан.

По окончании этой работы была в медсанчасти писарем. Возвратились в Людиново 25 сентября 1945 года. Работала в лесхозе счетоводом. С 1948 г. поступила в связь, где проработала до 1 марта 1985 г., ушла на пенсию по старости (работала счетоводом, бухгалтером, экономистом). В 1950 г. вышла замуж, муж умер в 1991 г., имею двоих детей и четверо внуков. В 1961 г. вступила в кандидаты КПСС, а с 1968 г. являюсь членом КПСС по настоящее время.

За время лихолетья в концлагере пережили все лютые невзгоды: голод, холод, унижение. Страшно не хватало Родины. Забывалась, пела «Интернационал» и «Вихри враждебные», за что били немцы в морду, аж искры из глаз летели, а потом допрашивали в гестапо при фабрике. На моих документах написано: «Кляйн Шталин — после войны убить». Били и моих братьев, больше всего меньшему доставалось от фрица — это Григорию. И чудом уцелели. Считаю, что спасал Бог, которому мы молились всю войну в душе всей семьей. Отец воистину был как дурачок (Василий блаженный из прошлого), открыто крестился на каждом своем повороте, свои посмеивались, а немцы говорили: «Гут, гут, пан».

В 1944 году, когда наши войска вытурили фашистов за свою границу, в лагерь стали приходить ребята из других лагерей. Приносили тихонько листовки на русском языке. Были и стихи. Посылаю вам на память, возможно, заинтересуется журналистика.

Дочь России