Сёгун

— Простите? — Блэксорн ничего не понял, мысли его спутались, он едва способен был что-нибудь сообразить.

— Вы очень плохо спросили и плохо думали, Анджин-сан. Понятно?

— Да, господин, изви…

— Поскольку Анджин-сан — хатамото, я не сержусь. Подумаю. Понятно?

— Да, думаю, что да. Благодарю вас. Пожалуйста, простите мне мой плохой японский.

— Не говорите с ней, Анджин-сан, о разводе. Ни с Марико-сан, ни с Бунтаро-саном. Киндзиру, вакаримас?

— Да, господин, понял. Это тайна между мною и вами. Тайна. Благодарю вас. Пожалуйста, извините меня за нетактичность, благодарю вас за ваше терпение. — Блэксорн старательно поклонился и почти как во сне вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась.

На площадке все смотрели на него с насмешкой. Ему хотелось поделиться с Марико своей победой, но нельзя — она так спокойна, и здесь столько посторонних…

— Извините, что я заставил вас так долго ждать. — Это было все, что он догадался вымолвить.

— О нет, вовсе не долго, — ответила она как о чем-то неважном.

Они стали спускаться по лестнице. Пройдя один пролет, Марико сказала:

— Ваш упрощенный стиль речи странен, но хорошо понятен, Анджин-сан.

— Я слишком много раз терял нить разговора. То, что вы присутствовали, очень помогало.

— Здесь нет моей заслуги.

Дальше они шли молча, Марико — немного сзади, как положено по обычаю. На каждом этаже они проходили через пост из нескольких самураев. Но вот на повороте лестницы край ее кимоно зацепился за перила, и она споткнулась. Блэксорн подхватил ее, помог удержать равновесие, и это внезапное прикосновение принесло радость обоим. Она поблагодарила — и смутилась, когда он ее отпустил. Теперь они чувствовали большую близость друг к другу, чем когда-либо за этот вечер.

На улице, во дворе, освещенном факелами, — повсюду слонялись самураи. У них еще раз проверили пропуска и, освещая дорогу факелами, по извилистому проходу — настоящему лабиринту между высокими каменными стенами — повели к главным воротам замка, а потом — к следующим воротам, ведущим ко рву с водой и деревянным мостом. Семь рвов образовывали кольца внутри замкового комплекса: искусственные или прорытые на месте зарастающих ручьев и речек. Пока они шли к главным воротам с южной стороны, Марико рассказала Блэксорну о крепости: через два года она будет закончена и вместит сто тысяч самураев и двадцать тысяч лошадей со всеми припасами, необходимыми на год осады.

— Тогда она станет самой большой в мире, — подумал вслух Блэксорн.

— Это был план господина Торанаги, — ее голос звучал очень серьезно, — сигата га нан, нех.

Наконец они достигли последнего моста.

— Там, Анджин-сан, вы можете увидеть, что замок — это центральная ось Эдо. Центр сети улиц, которые расходятся лучами, образуя город. Десять лет назад здесь была только маленькая рыбацкая деревушка. А теперь кто знает, сколько здесь народу… Двести тысяч? Триста? Четыреста? Господин Торанага не проводил еще переписи. Но все они здесь только с одной целью — служить замку, который защищает порт и равнины, а они, в свою очередь, кормят армии.

— Больше ни для чего?

— Ни для чего.

«Не стоит беспокоиться, Марико, и глядеть так официально, — радостно думал он. — Со всем этим я сумею справиться. Торанага удовлетворит все мои просьбы».

На противоположной стороне освещенного факелами Ичи-баси — Первого Моста, который вел непосредственно в город, — она остановилась.

— Теперь я должна вас покинуть, Анджин-сан.

— Когда я смогу увидеть вас?

— Завтра. В час козла. Я буду ждать вас на переднем дворе.

— Я не могу встретиться с вами ночью? Если рано вернусь?

— Нет, простите, пожалуйста, не этим вечером. — Марико церемонно поклонилась. — Конбанва, Анджин-сан.

Он поклонился как самурай и смотрел, как она возвращалась через мост. Ее сопровождали несколько человек с факелами, вокруг факелов, укрепленных на столбах, кружились насекомые… Марико вскоре затерялась среди пешеходов. Тогда, чувствуя нарастающее возбуждение, он повернулся спиной к замку и пошел за своим провожатым.

Глава сорок восьмая

— Чужеземцы живут там, Анджин-сан. — Самурай показал вперед.

Блэксорн напряженно всматривался в темноту, ощущая, как душен и зноен воздух.

— Где? В этом доме? Там?

— Да. Это здесь, прошу прощения. Вы видите?

Еще одно скопление домишек среди аллей — в ста шагах перед ними, за клочком голой болотистой земли; над всей местностью возвышается большой дом, смутно выделяясь на черном небе.